Посылка из Полежаева

Ох, ох, какой насупленный сидит. Да не будет Мария Прокопьевна допытываться до твоих секретов. Твои секреты Люся Киселёва уже выболтала. Вот девчонкам, Тиша, угрожать нехорошо. Правда, и ябедничать тоже нехорошо. Мария Прокопьевна так и сказала Люсе.

— Но он же грозится… — захныкала она.

— Люся, он просто пошутил, я поговорю с ним, — пообещала Мария Прокопьевна, но закрутилась, забыла о своём обещании. И хорошо, наверное, что забыла. Тишка тоже вряд ли помнил о том, что собирался проучить свою одноклассницу.

Дети, дети… Обиды у них скоротечные. Взрослым бы их светлые души, святые помыслы.

Мария Прокопьевна нашла в конспектах название монастыря:

— «Трес аламос»…

— Трес? — восторженно переспросил Тишка и соскочил со стула, уже не стесняясь, что именно теперь валенки оттаяли и оставляли следы.

— Да, «Трес аламос», — повторила Мария Прокопьевна… — Тиша, а ты не написал бы для школьной стенгазеты заметку о Корвалане? — хитро прищурившись, предложила она.

Тишка потупился. Ну, конечно же, подумала Мария Прокопьевна, она попала в самую точку, она разгадала его намерения.

— Ну, так как? — спросила она.

— Да напишу, если надо…

Ох, дети, они ещё и актёры. Разве Мария Прокопьевна не видит, какой радостью залучились у Тишки глаза?

Мария Прокопьевна вырвала из тетради чистый листок и написала крупными буквами: «Трес аламос».

— Возьми, Тиша, чтобы не забыть…

Тишка, бухая по половицам валенками, прошёл к столу.

— «Трес аламос», — прочитал он. — Правильно, а я было и забыл…

Он, к сожалению, забыл не только чилийское название монастыря. Он выскочил из избы, забыв попрощаться с Марией Прокопьевной. Даже шапку на голову не надёрнул, так под мышкой и оставил её.

— Тиша, простудишься! — бросилась вдогонку за ним Мария Прокопьевна.

Но Тишка уже летел по улице, держа руку с запиской в кармане. Шапка была нахлобучена на голову задом наперёд.

11

На дорогу подсыпало свежего снежку, и он похрустывал под ногами, словно Тишка перепрыгивал с одного кочана упругой капусты на другой. В душе у Тишки всё пело и ликовало: адрес лежал в кармане, можно было отправлять Корвалану и письмо, и посылку.

— Трес аламос, Трес аламос, — не мог насытиться сладостью незнакомых, чужих слов Тишка и повторял их без конца.

Снег налипал на подошвы, а отскакивая от валенок, скатывался комьями и так и просился в руки. На косогоре у клуба ребятишки уже бросались снежками, лепили пузатых и головастых баб с крючковатыми палками вместо носов. Тишка проскочил мимо них, отметив удовлетворённо, что среди ребят носится и его брат Славка, — значит, до вечера домой не придёт, если раньше времени нос не расквасят.

— Трес аламос, Трес аламос…

Тишка вдруг поражённо остановился:

— Трес аламос… Три тополя… «Трес» — это три…

Ты смотри, как всё просто. Трес — это три. Значит, двес — два, однес — один… Ну, Тишка, пожалуй, легко бы выучил их язык. Но вот только «тополя» почему-то названы «аламос». Может, взад пятки надо читать? Со-ма-ла… Нет, на солому больше походит, а не на тополя. Ну, видно, и у них исключения из правил бывают. Вон у нас Мария Прокопьевна начнёт правило объяснять: тут исключение и там исключение. Голова от этих исключений котлом гудит.

Тишка прибежал домой — дверь на замке. Ага, значит, и мать ещё не вернулась с работы… Ну, Тишке никто не будет мешать.

Ключ, как всегда, лежал за дверью, в которой было выпилено отверстие для прохода кур. Далеко его не прятали. Руку в этот пропил сунешь — и тут он и лежит, почти на самом виду.

Тишка ворвался в дом, как атаман. Шапку бросил в один угол, рукавицы — в другой. И пальто вешать некогда, прямо на стуле его и оставил.

Вытащил из-за печки фанерку от посылки, дописал на ней: монастырь «Трес аламос».

Из-под клеёнки на столе достал письмо и на конверте тоже добавил: «Трес аламос».

Всё остальное у него уже было написано, и обратный адрес тоже.

А, собственно, зачем же он раздевался? Письмо-то надо на почту тащить…

Хотя нет… Пока один в избе, надо и посылку наладить. Каравай у него лежал завёрнутым в платок за подпечком — чтобы Славка не искромсал. Мать… она не заденет. А этот прибежит с улицы — и отвихнёт горбушку.

Тишка, не одеваясь, сбегал на сеновал, там под соломой был припрятан посылочный ящик. Сунул в него каравай — свободного места оставалось много. Тишка достал из комода, где хранилось лекарство, пять пачек анальгина, добавил к ним хрустящие пакетики цитрамона, подумал и присовокупил к ним димедрол — чтобы Корвалану спокойнее спалось. Положил в один край рукавицы.

Но места в ящике оставалось ещё много. Тишка слазил в подполье и притащил оттуда четыре брюквины, а потом свободные углы ящика забил морковью: витамины Корвалану тоже нужны.

Вот и всё. Он приколотил к ящику фанерку с адресом и спустил посылку в подполье. Конечно, лучше бы её спрятать на сеновале или на подволоке, но там брюква и морковь могут помёрзнуть, а в подполье они целую зиму лежат, и ничего с ними не делается. Чтобы посылка не попалась на глаза матери, Тишка засыпал её картошкой и, довольный собой, выбрался из подполья.