Посвящение

— Да. Игорь присутствовал. Он не участвовал, но наблюдал, и у него есть вся необходимая информация.

Так что Игорёк мне почудился не случайно! А таинственный незнакомец мощно его экранировал!

— Но этот человек…

— Велика вероятность, что ты встретишь его позже… Пока больше ничего не могу сообщить, — заключил товарищ Бродов решительно.

Мне следовало незамедлительно уйти, потому что он ответил — насколько это было возможно — уже не на один мой вопрос. Николаю Ивановичу определённо нездоровилось, и надо было как можно скорее оставить его в покое. Впервые за всё время, что я знала товарища Бродова, мне стало жалко его — прямо до слёз. И я расплакалась! Всхлипывала, по-детски шмыгала носом, размазывала слёзы по лицу. Николай Иванович подался вперёд.

— Тася, что случилось? — прозвучало не столько с сочувствием, скорее напряжённо. — Что тебя так расстроило? Устала?

Я помотала головой.

— Я просто… просто… Я не знаю… Мне просто жалко стало, что вы так беспокоились за меня… И ещё мне жалко…

— Стоп! — воскликнул руководитель. — Стоп. Тая, осторожно. Один из побочных эффектов препарата. Проявляется позже формально определённого срока действия. Кажется: справился, уже всё закончилось. Но вот такая наступает эмоциональная… подвижность, что ли. Всех любишь, всех жалеешь… Похоже на алкогольное опьянение, но действие менее заметно при самонаблюдении и чётче выражено внешне.

Я вся обратилась во внимание, слёзы подсыхали на щеках.

— Не стал предупреждать тебя заранее. Было предположение, что это — индивидуальная реакция…

Мои глаза, наверное, так расширились, что Николай Иванович замолчал. Я, кажется, даже рот приоткрыла. Бурная эмоциональная реакция, возможно, и проистекала от искусственно созданной «подвижности» чувств, но, право же, повод был существенный! В подлинности своего внезапного озарения я не сомневалась.

Вот почему Николай Иванович так испытующе смотрел на мои руки: всё проверял, не дрожат ли! И вот почему сам он до сих пор выглядит так, что краше в гроб кладут, хотя опасный эксперимент уж завершился, и благополучно притом.

— Николай Иванович, вам что, тоже ввели сыворотку?

Воспалённые глаза начальника сверкнули торжеством, лицо, вся фигура вроде как подтянулись и помолодели. В углах губ заплясала гордая улыбка, которую товарищ Бродов еле сдерживал.

Он выразительно кивнул на дверь и приложил палец к губам. Поближе наклонившись ко мне и понизив голос, сказал:

— Никому не надо знать. Понимаем? Знает только Катя: она колола препарат. Лида, не исключено, что догадывается, но это только её догадки, верно? — Николай Иванович слегка подмигнул. — С Катей тоже не стоит ничего обсуждать. Понимаем?

— А… тот человек?

— Нет.

— Зачем?

Я уж догадывалась, но хотела услышать от него самого.

С плохо скрытой гордостью товарищ Бродов ответил:

— Я не мог ввести тебе препарат, не попробовав на себе. Были… испытуемые. Но нужно прочувствовать состояния, которые возникают. Зато я смог проинструктировать тебя как следует.

А ещё он не был уверен, что препарат безопасен. Об этом Николай Иванович умолчал, но я считала.

— Это немецкий препарат, — внезапно сказал товарищ Бродов. — Его недавно раздобыла наша разведка. Говорю только тебе. Никто здесь не знает. Новейший немецкий препарат. Считается у них самым передовым. Если тебя будут проверять, то на нём.

Сочувствие к руководителю смешалось с благодарностью за его заботу — такую ненавязчивую и самоотверженную, как выяснилось. Я старалась контролировать чувства, но благодарность и сочувствие представлялись вполне естественным.

До своей кровати я едва добрела: не только руки, но и ноги, наконец, задрожали — не то от действия сыворотки, не то от напряжения последних суток, не то от внезапности откровений, свалившихся на меня в разговоре с товарищем Бродовым. А может, от того, что непонятный ледок в моём сердце дал трещину…

Немецкую сыворотку наша разведка раздобыла как нельзя вовремя и как нельзя кстати. И именно ту, что нужно. Огромное спасибо нелегалам! Честь и хвала и низкий поклон!

Что касается так называемой сыворотки правды, которая активно разрабатывалась и у нас, так её не имело смысла вводить Таисии для пробы. Препарат далёк от совершенства, имеет массу побочных действий, при этом основной его эффект хорошо изучен, и он зубодробителен. Идёт грубое воздействие на сознание и подсознание, сопротивление бесполезно. Будешь болтать всё подряд, коль скоро определённые зоны мозга активированы, а волевая регуляция выключена!

Но сыворотка правды, к счастью, ещё слишком опасна: часть испытуемых от неё умирает, теряет речь, сходит с ума. Ещё никто не может сказать с уверенностью, что человек не нагородит под её действием всяких выдумок, наряду с правдивыми сведениями. Короче говоря, человеку, который обладает особо ценной информацией, только в самую последнюю очередь будут колоть сыворотку правды, только когда все остальные средства исчерпаны.