Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги

За постсоветский период советская топография, разметка крупного города полностью ушла. Нынешняя молодежь росла в новом городском пространстве, ориентирующемся на современный западноевропейский город или имитирующем его. Этот город, как и жизнь на страницах глянцевых журналов, популярных среди молодых, особенно тех, кто побогаче, был предназначен не для всех. «Новое» в городском пространстве – а это, конечно, центр большого города – имело (и все еще сохраняет) примечательное отличие: оно адресовалось молодым и преуспевающим. Все прочие «социальные возрасты» и «социальные слои» оказались надолго вытесненными на периферию – подальше с глаз со своими «оптовками», дешевыми вещевыми рынками, киосками, «старыми» магазинами, «парикмахерскими», «прачечными», «булочными» (с глаз долой для внешнего, в первую очередь воображаемого «западного» наблюдателя-туриста, который должен видеть, что «здесь» все как «у нас»).

Тем самым как бы снималась, «разгружалась» проблематичность актуальной повседневной жизни всего общества, выстраивалась его благополучная витрина, становящаяся все изобильнее и богаче. Символы центра, ценностного ядра советского официозного социума быстро менялись: вокруг Кремля, Генштаба, Государственной национальной библиотеки и т. п. воздвигался мир рекламы и постсоветского гламура. Новые кафе, бары, ночные клубы, роскошные (особенно для советского обывателя) магазины, новые кинотеатры были ориентированы прежде всего на молодых, зазывали их к себе дизайном, интерьером, слоганами, атмосферой и получали именно молодых в качестве постоянных клиентов – более активных, «таких, как на Западе», готовых воспринимать, усваивать и демонстрировать эти «новые» культурные формы городской жизни.

Эти молодые уже на старте зарабатывали намного больше, чем их родители, они были платежеспособны. Новое обличье городской среды, новые стандарты потребления давались в руки молодым как бы в готовом виде – как конструктор «Лего», детальки, которые только нужно собрать, как материалы для евроремонта, которые можно просто купить. Образцы повседневной жизни (такой, как на благополучном Западе), подсмотренные еще в советское время родителями в западном кино или в «заграничных» журналах, теперь тиражировали модные глянцевые издания, их подхватывала подражающая им «тонкая» массовая пресса. Образы обустроенной повседневной жизни потоком шли через телекартинки, рекламу, ставшее доступным мейнстримовое, прежде всего американское, кино и т. п. Полученный «оптом», «в наборе» (как и поток дешевых западных продуктов, хлынувший на рынок и заполнивший пустовавшие прилавки), новый город не предполагал работу культуры, работу общества над осмыслением и последующим оформлением его обличья (тут больше «упражнялась» городская власть).

Новый город оказался без истории, вне истории, вне прошлого и вне повседневной, бытовой рутины. На Западе по изменениям городской среды можно отслеживать динамику взаимодействия разных социальных групп, слоев городской жизни, общества в целом, реконструировать процесс символического осмысления и переосмысления городской среды. Например, по популярности того или иного жилого района западного города именно среди молодых, выстраивающих свою «драматургию» жизни в городе (жизненно-повседневные стратегии молодых яппи или, напротив, «альтернативщиков», «зеленых» и т. п.). У нас же заимствования западных образцов выступали как знаки, маркеры новой жизни, которая была закрыта для тех, кто не вписывается в новую благополучную жизнь, то есть для большинства, становящегося, как ни парадоксально, маргинальным.

Город и деньги

Главными ресурсами, позволяющими войти, вписаться в этот новый, сверкающий и «беззаботный» мир города (разумеется, тот, что «на витринах», а не в подворотнях и не на окраинах, скрытых от глаз чужаков, непосвященных), были и во многом остаются «деньги» и «молодость». Они выступают ситуативным, «местным» эквивалентом ценности.