Посторожишь моего сторожа?

За желанием броситься ему на шею пришло иное — поскорее его выпроводить. Поняв, что настроение у нее сменилось на противоположное — как и у него, — Альберт поспешно отступил и во второй раз попрощался. Она молчала. Он ждал, сможет ли ее поцеловать, но она отвернулась и всем видом показала, что устала. Происходящее напоминало вымышленный абсурд.

— Я скажу Марии, что был у тебя…

Она что-то отвечала, и он пошел к двери. А когда дверь за ним закрылась, она ушла в свою спальню и там расплакалась. В голове мелькали сценки, много лет обкатанные в мыслях. Вот зачем Софи ей предсказала, что она станет его женой и они поселятся в далекой стране с пальмами и океаном?

Мария приехала в мае — румяная, с волосами, убранными по новейшей моде, в костюме из блестящего бордового атласа, французской шляпе и солнечных очках в толстой оправе.

— Мне ужасно жаль, что мы не могли приехать раньше, — глаза опуская, чтобы спрятать ложь, сказала она Кате. — Дитер не мог раньше выбраться, а я боялась ехать без него. Жаль, я не успела попрощаться с тетей. Она, наверное, хотела меня видеть?..

Закусывая накрашенные губы, она косилась на Митю, что застыл за спиной Кати. Костюм его, мятый после работы, ей сильно не понравился, усталое лицо было недружелюбно.

— Дмитрий Иванович… — Мария натянула улыбку и пошла к нему. — Как хорошо, что вы нашли время… выразить соболезнования нашей семье. Наверное, вы обычно очень заняты.

— Мария Васильевна, я бы не смог оставить мою невесту без поддержки, зная, как она была привязана к Евгении Дмитриевне.

Мария покусывала щеку. Брови ее были красноречивы — Митя был швалью и, естественно, Катя заслуживала большего.

— Это невыносимо! — наигранно воскликнула она затем. — Дитер, может, ты все-таки соизволишь подойти? Что ты там нашел в своей газете?.. Я здесь, это мной нужно интересоваться!

Тот стоял у вокзальных часов и читал первую полосу. Неестественный тон Марии удивил его, но он послушно подошел и быстро обнял Катю. Она легко вспомнила его, хотя давно не видела. Он был такой же — небольшого роста, с лицом сухим и неприветливым и с желтыми глазами; глаза эти могли быть и красивыми, если он был заинтересован, но чаще они были либо скучающими и оттого словно бы плоскими, либо, как нынче, пренебрежительно-надменными. Костюм новый, иссиня-черный, блестящий и шуршащий, не шел ему; шляпу, в тон костюму, он держал неловко и не соответствующе этикету.

От платформы они шли парами — как Мария захотела. Затем ей захотелось сказать Гарденбергу, и нарочно так, чтобы ее услышали другие:

— Я отказываюсь понимать… Что она нашла в нем? «Красный» журналист, который…

— Мари, это не наше дело.

— А чье, мне интересно? Конечно, она же не твоя сестра! Коммунист… враг нашей семьи! Вот, кого она выбрала! Коммунисты убили нашего отца!

Митя был поражен ее откровенным хамством. Он тихо обратился к Кате:

— Что у тебя за родственники… этакие?

— Извини ее, она… она какая-то странная сегодня.

— Странная?.. Ты не пригласишь ее на свадьбу, я надеюсь?

— Как я могу не пригласить ее? Она же моя сестра! — озабоченно и тихо ответила она. — Может, это стресс? Наверное, она расстроена или встревожена… не знаю… Это поведение совсем не в ее духе.

Давно она столь отчетливо не чувствовала зависти. Нынешняя красота и изысканность Марии, в сочетании с ее новыми манерами, ошеломили Катю. Отличие ее от Марии было слишком явно, как и отличие спутника Марии от Мити: непоколебимая уверенность первой пары, подкрепленная финансовым благополучием, уважением, которое оказывалось военным и их женщинам, — это, твердое и сильное, диссонировало с бедностью, усталостью второй пары, не пользовавшейся схожим уважением и не имевшей состояния. Чувствуя сама, что это омерзительно, Катя позавидовала даже костюму Марии, будто это могло составлять вершину всех мечтаний женщины. Она завидовала условиям, в которых Мария путешествовала, и тому, что жить она будет в «Империале», хоть это и сплошное разорение.

Не зная, что вызывает зависть, Мария позвала ее в отель, настояла, чтобы Катя осмотрела номер и заказала им чаю с местным штруделем. Со служащими она была мила, как человек, работавший ранее в сложных условиях, но временами появлялось в ней нечто горделивое, словно повелительное.

— А как ты живешь? — спохватилась Мария, счастливая, что Кате у нее понравилось. — Не хочешь переехать к нам, сюда? Мы за все заплатим.

— Я живу на прежней квартире, — сказала Катя. — Мне на ней хорошо.

— Но тетя умерла там. Ты уверена, что не хочешь пожить с нами? Тебе бы не пришлось ни о чем беспокоиться…

— Нет, спасибо. Мне там хорошо.

— Ну, как хочешь… — ответила Мария, опечаленная искренне. — Очень жаль тетю. Она тебя любила. Она умерла тихо?

— Да, во сне. Я чувствую себя виноватой из-за этого.

— Почему?

— Тетя говорила мне, что плохо себя чувствует, — ответила она. — А я ей не поверила. Я думала, она притворяется… чтобы я осталась с ней. Я ее подозревала, обвиняла в том, что она пытается меня поссорить с Митей и… Я боюсь, это я довела ее своим поведением. Я не знала, что все этим закончится!