«Я доверяю твоему видению, Софи. Не было дня, когда я бы усомнилась в своей судьбе. Пишу тебе, чтобы ты не подумала, что ты виновата: и без твоего предсказания я бы совершила задуманное. Знаю, мы вольны выбирать. Я выбираю судьбу, которую ты мне описала — и будь что будет. Пусть свершится воля высших сил».
Услышав, что она вышла из ванной, Альберт поторопился вернуть ее письмо на столик. Мария уже пришла в спальню, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем, и осведомилась:
— Чем ты там занимаешься, Альберт?
— Ничем, я…
Он неловко убрал руку со столика и смахнул с него ее шкатулку.
— Не трогай! — крикнула Мария.
Отбросив полотенце, она опустилась на пол и стала собирать содержимое шкатулки.
— Прости меня, — пробормотал он тихо.
— Что тебе понадобилось?
— Я хотел узнать адрес Кете. Ничего больше, клянусь.
— Мог спросить у меня!
— Прости меня.
Прошипев что-то от злости, она собрала в шкатулку свое прошлое: последнее отцовское письмо из Царицына, его награду за участие в войне и его георгиевскую ленту, старые бумажные деньги и серебряное широкое кольцо.
— Это папино кольцо, обручальное, — зачем-то сказала она. — Когда мама умирала, она оставила его мне, сказала: «Как папа твой приедет, отдай ему, пусть носит и на меня не обижается». Мама верила, что он вернется, поэтому ей важно было мне это сказать. Она не могла умереть, думая, что оставляет нас с сестрой сиротами. Они с папой поругались перед его отъездом. Из-за мамы Кати. У нас же разные мамы. Моя мама была обижена на него. Я сама раньше обижалась, но давно уже перестала. Кто я такая, чтобы их за что-то осудить?.. Папа… тоже разозлился и оставил ей кольцо. Я знаю, он это со злости, он бы нас не бросил, он бы обязательно вернулся, если бы был жив. Так оно у меня и осталось. И его письмо, и кое-что еще. Я помню, он любил меня. Возил меня на лошади, учил кататься на коньках. Помню, он забыл как-то в кармане пряник, хотел мне его потом отдать… а мне так захотелось, я не могла ждать и украла пряник. Папа понял, что это я его взяла. Он не допрашивал, а только спросил меня об этом. Но мне было стыдно признаться, что я украла, и я стала нагло ему врать. Он притворился, что поверил… но то было притворство. Он знал, что я взяла и что у меня не хватает смелости признаться. Мне до сих пор стыдно, что я не смогла признаться. Пустяк, я понимаю… но у меня осталось чувство, что я… лгунья.
— Зачем ты это рассказала? — спросил он.
— Партия сделала нас очень расчетливыми и циничными, — ответила Мария. — Может, просто захотела рассказать?
— Не верю.
— Дитер мне напоминает его, моего отца, — после паузы ответила она. — Только с ними мне было… и есть… хорошо. Я в безопасности и ничего не боюсь. И я… я разорву любого, кто попытается отнять его у меня.
— Это слова. И все.
— У меня никого не осталось, кроме него. Ты знаешь, что это такое? Война отняла у меня родителей. А потом жизнь отняла у меня Кете. Ты же знаешь это.
— Да. Не мне тебя судить.
Она расслабилась, плечи ее опустились.
— Я очень боюсь… за него. Обними меня, пожалуйста. Я очень боюсь за него.
— Почему?
Мария уронила голову на его плечо.
— Мы с ним суеверны. Софи сказала, что он погибнет. Что… что он погибнет там же, где погиб мой отец. Откуда она знает, где погиб мой отец?
— Это невозможно, — с сочувствием ответил он. — Это очень далеко. Он проживет много лет… с тобой.
— Иногда я тебя люблю, Альберт.
— Я знаю, знаю.
Она расплакалась:
— Хочу, чтобы все были дома. Хочу, чтобы мне было двадцать лет. Хочу, чтобы Катя вернулась и мы были все вместе.
— Однажды так и будет, и тебе снова будет двадцать лет. Обещаю. Однажды все вернется.
— Правда?
— Да, Мари, да. Однажды. Однажды все будет хорошо.
Похоже, Альма понимала больше, чем ему бы хотелось. Оттого она, как-то провожая его, остановила его у самых дверей и спросила:
— Скажи, Альберт, мне угрожает что-то?
От неожиданности он закашлялся.
— Прости, я не понимаю, о чем ты…
— Вот как… — Альма смотрела мимо. — Понимаю, ты не хочешь ссориться с моим мужем, вы так сблизились… Но ты бы сказал мне, если бы знал?
— Э-э…
— Его прошлая история… обошлась мне дороговато. Но я готова заплатить больше.
— А, ничего такого, — поспешил ответить он.
— Вот как?.. Что же, хорошо.
Часом ранее она обмолвилась, что они с мужем собираются кататься на лыжах. «Я обожаю кататься, горы — моя страсть…». Она уязвлено улыбалась и цокала языком.
Марию он застал за туалетным столиком — она занималась обычным вечерним уходом. Заметив, что он вошел к ней, она отвлеклась от нанесения крема и бросила:
— У тебя что-то случилось?
Близ постели ее лежал открытый чемодан.
— Ты уезжаешь? — не ответив, спросил Альберт.
— Что?.. А, уезжаю. А что?
— Кататься на лыжах? Дитер пригласил?
С усмешкой она отбросила ложечку, которой доставала крем из банки.
— Нет. Я еду к Кате в В. Она и тетя пригласили меня в гости. А что?
— Я еду с тобой.
— С какой стати? Ты в чем-то меня… подозреваешь?
— А должен?