— Ты неправа, — пытаясь смягчить голос, сказал Альберт. — Мама очень тебя любит. Ты не должна требовать от нее большего.
— Раньше, может быть… Вот я тебя люблю, я хочу, чтобы ты говорил со мной, и я… часто злюсь на тебя, могу обвинять тебя, но я… я никого не люблю так, как тебя, Бертель! Ты один можешь понять меня. Мне надоело быть хорошей, правильной. Я хочу уйти… выбраться отсюда, никогда не возвращаться!
— Я не знаю, Мисмис. Я не понимаю, что ты говоришь. Мне кажется, тебе нужно перестать себя жалеть и…
— О, ты зато себя не очень-то жалеешь! Как же, совестно, незаконно… как это — себя жалеть? Это же неважно. Зато злость — чувство не стыдное. Как же.
С тихим вздохом она обхватила руками его шею и носом уткнулась в его плечо.
— Мне помогать не нужно, Мисмис. Ты себе не можешь помочь.
— Нет, Бертель, поговори со мной! Поговори, я умоляю тебя!
— Зачем?.. Зачем? Какой в этом смысл? Ничего не исправишь. Никогда, понимаешь?
— Нет, — слабо ответила Марта.
— Что с того, если мы… зачем? Я… Ты на что-то злишься? — перебил самого себя Альберт. — На меня? Тебе прямо не терпится вывести меня из себя!
— Я лишь хотела… сказать тебе… Прости, я… мне так… так плохо, — прошептала Мисмис. — Мама разозлилась на меня. Она увидела, как я стираю простыню, и поняла, и отругала меня. Я солгала, что приходил мой одноклассник… наверное, она мне не поверила. Она сказала, это только для зачатия детей, что это отвратительно, и мне было так стыдно… стыдно перед ней. Я думаю, это потому… что ее… ну, изнасиловали. Она так говорила: что вы, мужчины, используете нас, и чтобы я боялась вас, потому что вы причиняете нам боль. Она так пыталась сказать мне о той ночи, о том, что с ней случилось, а я… мне было стыдно перед ней, потому что я чувствовала другое, я почувствовала… счастье.
— Мисмис, я не хочу это знать, — решительно оборвал ее Альберт и отстранил ее руки.
— Прости, прости… Я все время думаю об этом. Вспоминаю. Ты не видел ее лица, когда она меня ругала. Я думала, мы с ней поговорим, но она ни за что… притворяется, что не страшно или… что я не так поняла, этого не было и прочие глупости. Ты же знаешь, как она умеет обманывать. Я не хочу жить, боясь мужчин.
— Хорошо… хорошо, — бессмысленно ответил Альберт. — Все будет хорошо.
— Ты же не такой? Ты никогда…
— Нет, нет. Конечно, нет.
— Он был добр к нам, — сказала Мисмис. — Всегда что-то приносил. Ты всегда встречал его после работы.
— Да… — Он взглянул на часы. — Два часа. Я пойду спать.
В комнату попросилась кошка. Он открыл дверь и пустил ее под кровать.
— Неужели нас не ждет ничего хорошего? — прошептала Марта.
— Нет, я нормально.
— Я чувствую себя виноватой, потому что люблю мужчину и хочу с ним… ну… ты понимаешь.
— Спать?
Она закусила губу и опустила голову.
— Это нормально, — ответил Альберт, — если ты этого хочешь.
— Не забирай у меня Альбрехта. Он будет ночевать в редакции. Бертель, я люблю его. Понимаешь?
— Ну хорошо. Пусть остается. Мне-то что?
Он шмыгнул носом и сказал:
— А знаешь что?.. Я хотел уехать позже, но отправлюсь завтра, хватит с меня этого. Я возьму кошку с собой.
— У тебя аллергия, — напомнила Марта.
— Я позабочусь о ней. Вернее, я знаю девочку, которая может позаботиться о ней.
Первым по возвращении домой его навестил Аппель.
— Как поживает наш Альберт? — шутливо и ласково спросил он, не снимая в его прихожей шляпы.
— О-о-о… можешь не спрашивать меня.
— В прогнозе было сказано: в столице, конечно же, невыносимая жара… Как же, жара?
Улыбаясь весело, Аппель присел тут же на стул, должно быть, не собираясь оставаться; был он по-своему красив в летнем светлом костюме с модным галстуком, и от осознания привлекательности своей становился еще притягательнее на женский взгляд.
— Хорошо, конечно, доехал?
— Ужасно. Я не мог нормально дышать. У меня аллергия на котов.
— Ты, конечно, похитил у кого-то кота?
— Если бы… у меня все в шерсти!
— О, ты привез его домой? — восторженно спросил Аппель. — Можно потрогать?
— Он у Воскресенских. Повезло, что ни у кого в семье нет аллергии. Кете понравилось: «Какой красивый кошак!». Хотя это кошка. Мне нужна чистка!
— У тебя новая странная прическа, — заметил Аппель.
— Это андеркат.
— Слишком оригинально, боюсь. Брить виски и что там дальше — так себе. Это никогда не войдет в моду, я уверен.
— А чего ты пришел, кстати? — перебивая его, устав стоять в прихожей, спросил Альберт.
— Чтобы узнать, как ты… Как семья? Как поживаешь? Ну, и прочее.
— Плохо.
— Просто плохо или совсем плохо?..
Обоим стало неловко; потом Аппель встал и, покрутившись у порога, поинтересовался, не хочет ли Альберт с ним выпить.
— У меня денег сейчас нет, — просто ответил Альберт.
— Пустяк, у меня тоже почти нет. Так, мелочь на пиво. Мы выпьем у Лизы. У нее родители на сутки уехали, наши собираются, напитки за ее счет. Хочешь?..
Делать ему было нечего, за исключением уборки, и Альберт, обычно избегавший больших компаний, согласился. Аппель, пока дожидался его в прихожей, вытащил из кармана маленькую политическую брошюрку; потом сказал: