Постмортем

Огонёк внутри погас, будто залитый из ведра холодным, скручивающим внутренности ужасом. Сонливость мгновенно исчезла.

— Вот! — Тальф чуть ли не швырнул их в ректора. К этим листкам бумаги он не чувствовал ничего, кроме отвращения. — Заберите. Сожгите. Это чудовищно! Он ведь сделал это с собственной семьёй! А потом…

— Тальф! — прикрикнул Кассиан, заметив, что юноша вот-вот скатится в очередную истерику. — А книгу мы спрячем. Она у тебя?

— Да-да… — закивал магистр, усилием воли пытаясь поддерживать хотя бы видимость спокойствия. — Я оставил её в экипаже, она слишком тяжёлая, слишком… Ох, мне ведь ещё и снилось, как он взял полынь и вскрыл…

— Тальф! — ректор повторил удавшийся приём. — Смотри на меня. И ни о чём не думай. Сейчас мы вдвоём сходим за книгой, и ты больше её не увидишь. Она никому больше не причинит вреда, обещаю. А потом, — Кассиан тепло улыбнулся, — мы вернёмся сюда и будем пить чай. Со сладостями.

Ректор снова повозился у шкафчика, после чего влил в юношу новый эликсир. Судя по вкусу, тот более чем наполовину состоял из бренди.

— Чего же ты не остановился, когда стало ясно, что это такое? Ты же знал, как опасны такие знания, — сокрушался ректор.

Тальф опустил глаза:

— Я искал способ победить демона.

Кассиан всплеснул руками, всё ещё похожий на взволнованную бабушку:

— Ну и как? Нашёл?..

Юноша кивнул.

— Нашёл. Но это ещё хуже. Невообразимо хуже, — он помотал головой, чувствуя, как пережитый кошмар пытается пробиться сквозь действие эликсира — ощупывает невидимый барьер чёрными щупальцами в поисках слабого места. — Это сама смерть.

Глава 32

В мире остались только зола и пепел. Никаких цветов, кроме серого — даже небо потемнело, затянутое то ли низкими тучами, то ли туманом. Трава пожухла, а высохшие деревья тянули к небесам в немой мольбе изломанные, лишённые листьев ветви.

Гримхейм вымер. Тальф ступал по улицам, устланным сплошным ковром высохших тел, замерших в таких позах, что не оставалось никаких сомнений — перед смертью эти люди страдали.

Единственное, что могло принести хоть какое-то облегчение — высохшие, обтянутые потемневшей кожей лица было совершенно невозможно узнать.

Над Рогатой горой зияла гигантская чёрная прореха в пространстве. Лохмотья реальности на её краях свисали жалкими тряпочками и колыхались на нездешнем ветру, который приносил с собой темноту и холод.

Всё, чего касалось его дуновение, мгновенно лишалось жизни, ветшало и рассыпалось — даже камни не выдерживали: трескались и моментально выветривались, рассыпаясь в песок. Мир расплывался, истончался и таял, пожираемый голодной пустотой по ту сторону реальности.

Чьё-то внимание — пристальное и настойчивое воткнулось Тальфу в затылок и едва не просверлило кость.

Не подчиниться неслышному зову было нельзя и магистр, крупно дрожа всем телом от ужаса, обернулся.

Его взгляд скользнул дальше и выше, туда, где над ломаной линией крыш, под самыми облаками клубился омерзительный скользкий сгусток материи размером в половину видимого неба. И он смотрел на Тальфа гигантским, размером с Рогатую гору, глазом с квадратным зрачком.

Магистр закричал и бросился прочь, теряя рассудок от ужаса. Мчался так быстро, как только мог, перепрыгивая тела, но понимал, что это бесполезно — Темнейший уже заметил жалкую кроху жизни и очень скоро она будет безжалостно раздавлена и угаснет навсегда без всякой надежды на посмертие.

— Так всё и будет, — раздался совсем рядом знакомый голос, — если воплощение Темнейшего выпустят в мир.

Происходящее мгновенно потеряло свою реалистичность.

— Значит, теперь ты показываешь дешёвые страшилки? — спросил Тальф. Мир вокруг него растаял и юноша очутился в густом сером тумане. — Я же говорил тебе не лазить в мою голову.

— Ну, во-первых, я не лез в твою голову, а любезно пригласил тебя в свою. А во-вторых, — в голосе демона послышалось задетое самолюбие, — я никогда не опускаюсь до откровенного обмана. Тому, кто видит все возможные пути развития истории, это просто не нужно. То, что я показал — это будущее, которое станет настоящим, если кто-нибудь призовёт воплощение. Смерть всему и смерть всего, без малейшей надежды. Он пожрёт всё: пространство, души, саму реальность — и наступит конец времён.

— Ты боишься! — торжествующе воскликнул Тальф. — Значит, я на верном пути.

— Да, боюсь, — не стал отпираться демон. — И это о многом говорит, верно? Твоя история пересекается с моей, но если проводить аналогии, мы с тобой спорим на страницах книги, а ты хочешь докричаться до автора, чтобы он бросил рукопись в огонь.

— Ладно, допустим, — соглашаться с чудовищем магистр не торопился, но чувство, что у него есть хоть какой-то рычаг давления на демона, грело. — А какой второй вариант?

Гримхейм горел.

Казалось, что небо и земля объявили друг другу войну.

В самом сердце города, на месте королевского дворца, выросла багровая гора. Она швыряла в небо гигантские камни и чихала тучами серого пепла, а по её склонам с обманчивой неторопливостью стекала раскалённая лава.

Небо отвечало огромными разветвлёнными молниями, которые били в вершину вулкана, как в громоотвод.