Постижение смысла

В первом начале бытие есть раскрывающее главенствование, которое – как несокрытость – только выставляет то, что оно пред-ставляет в своём присутствии. В первом начале бытие сущит и скрывает своё сущение: раскрытие и вместе с тем не поддававшееся здесь ранее раскрытию сущностная основа раскрытия: событование. Из другого начала, в котором бытие как со-бытие со-бытуется-происходит в своем просвете, со-бытование как сущение позволяет вспомнить φύσις и, исходя из такого воспоминания, знать, что Вот Тут событуется: то Так, Что взаимопринадлежности чуткого вос-приятия, чуткого в-нимания – и бытия То, Что они взаимопринадлежны, дает истории первое начало, каковую историю мы знаем как «метафизику», сообразно основной черте которой «истинным» считается сущебытность суще-бытующего в подлежащем пред-ставлению проекте (бытие и мышление). В другом начале происходит-событуется – из произошедшего в первый раз само-освещения события в просвете – вот что: превращенное-преображенное сущение ранее мыслимой-мнимой, идя от представления, взаимопринадлежности как без-дно-основности событования. Когда-то давно Так, Что взаимопринадлежности событовало себя в прошлом, а в будущем оно само станет Начинающим-Изначальным. Пра-бытие сущит уже больше не как Иное восприятия и чуткого-в-нимания и не как оно само; а потому также подошло к концу и происходящее из такого начала, представляющее собой конец взаимоотношение представляющего производства и поставок и предметности. Пра-бытие сущит как основа самотождественности изначально Различного. Эта основа не предлагает объяснимого и объясняющего, не предоставляет прибежища и выхода к какому-то суще-бытующему, а есть основа, которая – отбросив приоритет сущее-бытующего – и как со-бытие требует само в каждом случае дальнейшего обосновывания в смысле готовности дать места для принятия существенных решений с осуществлением выбора относительно нерешительного-нерешенного (разрешение спора противороекущего между встречей и спором). В первом начале это различное стоит как самотождественное, во втором начале нерешенное-нерешительное сущит как внутренность-интимность приводящего в ужас и выводящего из себя. Поэтому и можно только из иного начала знать, в какой мере взаимоотношение восприятия-чуткого внимания и бытия в своих конечных образах имеет отношение к сущности махинативности, которая все, что «есть» – также и представление и производство-поставку – ставит в подчинение закону делаемости, чтобы таким образом безусловно ограничить то, что в такой истории (Geschichte) всякий раз еще должно проявиться-всплыть как «сущее-бытующее». Потому, возможно, в последних отсветах самой метафизики еще то вопрошание, которое спрашивает пра-бытие, поднять в качестве исключения – как некое проявление сильной тяги пра-бытия, тогда как все же в его сокровеннейшей основе при полном завершении должна событоваться фугообразность, переводящая тему в иное начало, ведь иначе в содеянное может встрять все, что угодно. Бытийный вопрос, однако, теперь – чем более существенно он становится вопрошанием «вот этого» пра-бытия и, таким образом, впервые становится подлинно историчным (т. е. событуется) – тем менее отрицает вопрошание «о» бытии. Конечно, это вопрошание уже больше не единственное и по рангу не первое, пожалуй, напротив, расхожее-заурядное – и оно есть следующий шаг, чтобы потрясти-поколебать забвение бытия, хотя никогда не будет способным преодолеть его. Однако вопрошание «вот этого» пра-бытия – это также и не последующий, очередной шаг, который может быть сделан только после первого – напротив, вопрошание пра-бытия никогда не может опосредоваться вопрошанием «о» бытии, наоборот, оно вызовет отторжение и неприятие; этот толчок-стимул смог бы сделать только то, что смог бы, поскольку он и сам уже событован, и вопрос «о» бытии, а именно – памятуя о метафизике – уже способствовал просмотру насквозь всех «онтологий» и уклонению от них, также и в притягательно-неоднозначном образе «фундаментальной онтологии, который на самом деле уже событован, но который, как кажется, вопрошает «о» бытии, как этого не делает метафизика; ведь она вопрошает с направленностью на суще-бытующее – и, тем самым, «о» сущее-бытующем; вопрошание «об» истине бытия как бы следует за этим вопрошанием, но это только кажется; ведь «истина» есть – как просвет отвержения – первое со-бытование Вот-Тут-Бытия, а потому уже больше не терпит – в той мере, в какой мыслится в вы-раз-мыслении – никакого пред-ставляющего проекта, но настраивает на самоотвержение-выбрасывание себя из заброшенности как выбор, делающий ставку на себя. Метафизический бытийный вопрос и соответствующий истории пра-бытия бытийный вопрос не могут быть поставлены рядом друг с другом как выражения разных позиций и не могут быть связаны между собой, как-то соотнесены в рассчитываемом отношении, предполагающем манипулятивное располагание, их взаимосвязь – исторична; она определяет-выбирает себя на будущее, исходя из без-дно-основности событования, которое еще сохраняет сокрытое метафизики и ее истории и не допускает никакого построенного на расчетах исторического урегулирования-разрешения метафизических основных установок. Самоотвержение-выбрасывание себя из заброшенности в событование означает стражничество-хранительство нерешительности-нерешенности нерешенного-невыбранного и предание этого во власть своей без-дно-основной возможности выбора-решения. Самоотвержение-выбрасывание себя из заброшенности в событование есть готовность к тому, чтобы превыше всех «истин», то есть «целей», «целесообразностей» и «полезностей» поставить сущность самой истины в господствующее положение и сделать выбор в пользу суще-бытующего как подлинности-собственности пра-бытия.