Читаем Постчеловек: глоссарий полностью

Слова Zōthalmios и viothalmios в Седьмой олимпийской оде Пиндара (0.7.10) означают «сохранение жизни», а в Sōsivios (спасающем жизнь) заклинании к Асклепию содержится мольба о спасении zoē (самой жизни), а не накопленного опыта и знаний из того жесткого разделения между zoë/bios, которое обнаруживает Джорджо Агамбен; см., например, надпись Sōsivios Asklēpiō kai Ηhygeian euhēn на выставленной в Новом музее Акрополя жертвенной табличке с обетом. Граффити, красующееся на стенах в Греции с начала финансового кризиса 2010 г., требует zōē, óhi epiviōsē – «жизни, а не просто выживания». И древние, и современные греки используют один и тот же речевой оборот для описания невыразимых страданий, когда, например, у Софокла Исмена, отвечая на вопрос Антигоны «Мы будем жизнь постылую влачить, пытаясь раздобыть на пропитанье?» (ἀλώμεναι βίου δύσοιστον ἕξομεν τροφάν), признаёт, что жизнь их (βίος) будет нестерпимой, непригодной (ού βιωτός) после смерти их отца (ὁ μέλλων βίος οὐ βιωτός). Здесь Софокл, безусловно, объединяет значение zōē как биологического процесса со значением bios как общего качества такой жизни. Двойное отрицание формы bios встречается и в других примерах из греческих текстов, например в atimōn tēn gynaikan kai ton vion aviōton paraskeuazōn (подвергает бесчестью такую женщину и уготавливает ей невыносимую жизнь) в речи Эсхина против Тимарха (пункт 183); или ton dhe mohthēron kai aviōton autois kathistōnta ton vion (нечестивец, сотворивший жизнь им невыносимую) у Иоанна Златоуста (465), выражение, вполне понятное и в новогреческом (mou’ kanes ton vio aviōto). Конечно, все это еще больше усложняется выражением zō vion (ζῶ βίον), появляющимся в речи Демосфена против Эсхина (18, 263), где Демосфен обвиняет Эсхина в том, что тот прожил свою жизнь при демократии подобно зайцу – постоянно дрожа от страха: lagō vion ezēs (λαγὼ βίον ἔζης). В аттическом диалекте для обозначения того, что называется «жить», используются слова zō или vioteuō (ζῶ, βιοτεύω, настоящее время), ezōn (ἔζων, простое прошедшее). Как указывает Вернадакис, жители Аттики использовали форму eviōn (ἐβίων) и veviōka (βεβίωκα) вместо ezēsa, ezēka (ἔζησα, ἔζηκα), чтобы выразить значение «я прожил».

Иными словами, при всем уважении к Джорджо Агамбену, создается впечатление, что его теория о zōē и bios основывается на предполагаемом жестком различии между двумя словами, когда он пишет, что «у древних греков не было одного слова для обозначения того, что мы обычно имеем в виду, когда говорим „жизнь“. Они пользовались двумя словами, пусть и восходящими к общему этимологическому корню, но различающимися семантически и морфологически: zoë, означавшим факт жизни, общий для всех живых существ (будь то животные, люди и боги), и bios, указывавшим на правильный способ или форму жизни для индивида либо группы (Agamben, 1995: 1; Агамбен, 2011: 7). Несомненно, эти две формы слова не являют собой тавтологию, но, несомненно, также и то, что, когда Аристотель говорит о благой жизни как действии, он использует форму zēn (как в eu zēn), а не eu viōnai, которую он с тем же успехом мог бы использовать, если бы ему требовалось очистить проводимое им различие от загрязняющих (либо упрощающих) намеков на животность. Именно по такому случаю (и думая об антиномиях, существующих в концептуализации биополитики) Роберто Эспозито говорит о «линии сопряжения, вдоль которой zōē воздействует на bíos, также натурализуя ее», подняв, таким образом, проблему предполагаемого разделения двух аспектов жизни (Esposito, 2008: 14).

Рози Брандотти, по-прежнему сохраняя предложенное Агамбеном жесткое семантическое разделение, еще более усложняет этот различающий жест, когда заявляет, что именно христианство навсегда оставило след на взаимоотношениях (и различии) между zōē и bios. Правда, я подозреваю, что данное разделение, которое Брайдотти приписывает христианству, видимо сильнее проявляется в его западной ветви, нежели в восточной (где zōē aiōnios – жизнь вечную – можно найти только у Христа). Однако Брайдотти верно указывает, что созерцательная жизнь у Платона и Аристотеля, bios theoretikos, «рефлексивный контроль над жизнью», в христианстве оказалась закреплена за «мужчинами, белыми, гетеросексуалами, христианами, обладающими собственностью и говорящими на стандартном языке» (Braidotti, 2008: 177–178).

См. также: Антропос; Одушевленности; Родство; Пульсирующая материя; Zoe; Постгуманистическая критическая теория.

Нени Панургиа(Перевод Веры Федорук)<p id="x24_x_24_i0">БН = безопасность/надзор</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги