Читаем Постчеловек: глоссарий полностью

Таким образом, человеческое контаминирует исследование аффектов; несмотря на все различия в позициях теоретиков, данный атрибут объединяет все подходы. Если мы посмотрим на энвайронментальные исследования культуры, аффект – это основание считать постгуманизм уязвимостью, а не состоянием «не», «за пределами» или «после» гуманизма. Эта линия постгуманистической мысли говорит о бытии простетическом (a prosthetic being), определяемом «конститутивной зависимостью и конечностью» (Wolfe, 2010: xxvi), нежели о существе развоплощенном[21] или оптимизированном при помощи биотехнологий. Структурная проблематика теории аффекта – переключения между субъектом и объектом – важная с экологической точки зрения составляющая постгуманистического мышления. В данной интеллектуальной традиции «объект» обычно принадлежит к более-чем-человеческому царству других видов животных, растений, стихий и сил[22]. Стейси Элеймо предлагает называть «транскорпореальностью» проницаемость мембран между людьми и теми другими, кого она также опутывает. В ее феминистском материалистическом анализе постгуманизм требует «ответственности за материальный мир, который никогда не бывает просто местом вовне, но всегда является самой сутью и нас, и других» (Alaimo, 2010: 158). Человеческое не уступает, но и не только оно. Сама материальность человека состоит из вещей этого мира в гораздо большем смысле, чем обычно указывают в теориях аффекта, считающих эти вещи – обычно арт-объекты и других людей – катализаторами эмоций.

Каким образом аффект мог бы стать лакмусовой бумагой для межвидовой – или даже межматериальной – жизнедеятельности? В моем исследовании современных нарративов об экологических и соматических болезнях такие аффекты, как отвращение, которые могут показаться неподходящими для ощущения транстелесной связности, на самом деле делают эти потоки если не предсказуемыми, то наверняка познаваемыми (Houser, 2014). По мнению Мэтью Тейлора, «экофобия», характерная для работ Эдгара Аллана По, культивирует именно «экологический постгуманизм», а не человеческое превосходство и господство (Taylor, 2013: 359). Аффективность не подчеркивает человеческую уникальность. Мир не дает нам выбрать сепарацию и превосходство, учат нас экологи-постгуманисты. Возможно, забота не является установкой или принципом, возникшими в результате аффективной кутерьмы, в которой существа проживают «неразрывность зависимости, неизбежность уязвимости, невозможность господства» (Taylor, 2013: 370). Осознание уязвимости – будь то через страх, отвращение, тревогу или любопытство – редко дается легко; оно способно как запустить более тревожные эмоции, так и создать комфортные отношения. Возможно, с точки зрения энвайронментальных гуманитарных наук аффективный поворот 2000-х никак не облегчил задачу хорошего отношения (я использую эту фразу с намеренной наивностью) к другим «витальностям» (Bennett, 2010: xvii, Беннет, 2018: 18). Но тем не менее он предложил способы описания этого, как чувства, которые якобы принадлежат человеку, показывают ошибочность самой идеи принадлежности.

См. также: Экохоррор; Экоматериализм; Зеленые/инвайроментальные гуманитарные науки; Многовидовое; Политический аффект; Прекогниция; Транскорпореальность; Пульсирующая материя.

Хизер Хаузер(Перевод Екатерины Хмелинской)<p id="x20_x_20_i0">А-человеческое</p>

А-человеческое – концепт, введенный в оборот в 2014 году в коллективной антологии «Животный катализатор: на пути к а-человеческой теории». Она представляет постгуманизм в виде параболы, бросая, тем самым, вызов как эволюционной однонаправленной линейности постгуманизма, основанного на кибербиотехнологиях, так и всевозрастающему использованию в постгуманизме не-человеческих животных в роли деволюционной метафоры. На одном краю ачеловеческой параболы находятся не-человеческие животные, на другом – нечто, что отказывается от человеческих привилегий и знаковых систем, но не составляет новой версии постгуманизма, которая продолжила бы эти тенденции – пусть и в мутировавшей форме. Вершина параболы – это (ныне не существующий) миф о человеке. Таким образом, не-человеческое животное и ачеловеческое находятся в непосредственной близости, но в то же время абсолютно друг из друга не выводятся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги