Post Scriptum

– Нет уж, душенька, прекрасная Вы моя Анфиса Афанасьевна, – произнес он вызывающе дерзко, – избавление от меня для Вас легким не окажется, а вернее сказать оно и вовсе не предназначено для Вас. Обещания свои Вы сдержите, кои дали обязательства, те и выполните, все до одного! Сколько дней, часов и мгновений, я в мучительных мечтах о Вас провёл, только мне, а более никому неизвестно, и уж я добьюсь теперь своего, пусть даже мне для того, придется на клевету пойти.

Не сдерживая гнева, Анфиса Афанасьевна подошла к учителю совсем близко и размахнувшись, с невероятной силой, ударила его по щеке. Однако он, даже не покачнувшись от пощечины, продолжал стоять перед ней и глядел удивительно смело, словно и не был никогда ничтожен и робок.

Это смутило Смыковскую. Впервые она увидела Филарета Львовича таким, и поняла, насколько велика угроза, исходящая от него.

– О какой клевете идёт речь? – отойдя в сторону, спросила она.

Учитель по-прежнему оставался спокоен и уверен в себе.

– Я говорю о клевете, к которой Вы сами и принуждаете меня. Если же Вам любопытно узнать в чем она состоит, извольте, отвечу. Итак, Вы обещали мне тайные встречи в стенах этого дома, так часто, как мне будет угодно, коли Вы отчего-то раздумали и отказываетесь теперь от сказанных слов своих, так я тот час же, не теряя времени, выйду из Вашей комнаты, и настоятельным образом предложу всем и Вашему супругу, в том же числе, спуститься вниз, в гостиную, где и сообщу не без удовольствия, что мы с Вами давно уже любим друг друга и вот теперь только набрались смелости в том признаться.

Анфису Афанасьевну охватило изумление.

– Да ведь это же глупость какая-то! Полная чушь! – вновь рассмеявшись, с облегчением произнесла она, – Какой же Вы негодяй, и при том, негодяй не умный! Как Вам в голову могло прийти, что после подобных заявлений Ваших, поверит в них, хоть кто-нибудь. Я ещё допускала мысли оставить Вас в этом доме, подле дочери своей, но теперь и сомнений у меня никаких не осталось. Вон! Немедленно вон! Я прогоню Вас хоть взашей! Вы не проведёте здесь более, ни одной минуты!

Филарет Львович, загадочно улыбаясь, опустил руку в карман жилета, и вытащил из него небольшой белый листок, сложенный вчетверо. Поднял глаза на Анфису Афанасьевну и заметил, что она лишилась возможности говорить.

– Так Вы полагаете, супруг Ваш не поверит мне? – спросил учитель, – а что если я предъявлю ему вот это письмо, и он прочтет его?

– Как оказалось письмо у Вас?

Смыковская больше не владела собой и не могла скрывать своего волнения.

– Поверьте мне, любезная Анфиса Афанасьевна, это совершенно не важно, как оказалось Ваше письмо в моих руках, главное, что я теперь обладаю им, и вправе сделать с ним, что захочу. И с ним, и с Вами. Правда написано оно не мне, и это без сомнения жаль, но пусть даже оно и предназначено для господина Клюквина, однако имя его на бумаге ни разу не упомянуто, а значит я с лёгкостью могу выдать за получателя себя, и едва ли истинный получатель, захочет при том публично, заявить свои права на этот маленький лист бумаги, от которого зависит теперь судьба Ваша…

Не успел ещё Филарет Львович договорить, как Анфиса Афанасьевна, вцепившись в его руку, попыталась вырвать злосчастный листок, но безуспешно. Учитель, ловко извернувшись, не только не отдал ей письма, но ещё и оттолкнул её с таким ожесточением, что она, не удержавшись на ногах, упала в стоящее у стены, бархатное кресло.

– Не тратьте понапрасну силы, – возмущенно произнес Филарет Львович, – письмо останется у меня. Я устал быть для Вас посмешищам и желаю поменяться ролями, теперь уж я стану распоряжаться, а Вы сможете только принижать себя и угождать мне, выпрашивая пощады, как милости.

– Я всё же не могу понять, каким образом Вам удалось завладеть этим письмом? – спросила Анфиса Афанасьевна, проводя ладонью по бледному лицу.

– А я уж давно ожидал удобного случая, – ответил Филарет Львович так надменно, словно был очень доволен собой, – Вы ведь думали, что умнее и хитрее Вас нет никого, и вот, ошиблись. Покуда все в этом доме заняты своими делами и не замечают Ваших тайных грехов, я всё же почувствовал неладное и внимание своё сосредоточил на Вас, да и не зря. Прошло совсем немного времени, и стало ясно, что Вы чуть не каждый день посещаете комнату нашего загостившегося доктора, и бываете там подолгу. Тогда же я понял, что время от времени, когда назначенный час встречи Вам вдруг становится неудобен, Вы непременно прячете письмо в укромном местечке, которое только Вам и Клюквину известно. И вот сегодня утром, мне небывало повезло. Как только оставили Вы это послание и удалились, я тот же час, опередив возлюбленного Вашего, извлёк его и унес с собой.

Филарет Львович неожиданно рассмеялся, да так, что не мог никак остановиться.

– К чему этот смех? – спросила сердито Смыковская.