— Хм, хм, — сказал лорд Мелвилл задумчиво, сверля Джека своими проницательными серыми глазами. — Значит, вы не ставите никаких иных условий? Ведь ваши друзья подняли большой шум насчёт вашего продвижения после дела с «Какафуэго».
— Никоим образом, милорд, — ответил Джек и замолчал. Он хотел было попробовать объяснить, как неудачно пытался настоять на своём, когда в последний раз был в этой комнате, но передумал и просто сидел молча, с взглядом, полным почтительного внимания — это ему удалось лучше, чем в прошлый раз, хотя Сент-Винсента он уважал куда больше, чем какого-нибудь штатского.
— Хо-ро-шо, — протянул Первый Лорд после паузы. — Я ничего не могу обещать. Вы и представить себе не можете, сколько прошений нужно рассмотреть, как осторожно нужно лавировать, стараясь не задеть ничьи интересы, чтобы поддерживать равновесие… Однако одна призрачная возможность всё же может быть... Зайдите ко мне на следующей неделе. Тем временем я рассмотрю вопрос о вашем повышении, хотя список пост-капитанов прискорбно переполнен. Не знаю, получится ли что-то сделать. Приходите снова в среду. Только помните: если я даже подыщу вам что-то, оно лакомым куском не будет: это — единственное, что я могу вам обещать. Но этим обещанием я себя никоим образом не связываю.
Джек встал и поблагодарил его светлость за аудиенцию. Лорд Мелвилл заметил неофициальным тоном:
— Думаю, мы сегодня ещё увидимся у леди Кейт: если у меня будет время, я к ней загляну.
— Буду ждать с нетерпением, милорд, — отозвался Джек.
— Доброго вам дня, — сказал лорд Мелвилл, звоня в колокольчик и нетерпеливо глядя на внутреннюю дверь.
— Похоже, у вас отличное настроение, сэр, — заметил швейцар, вглядываясь в лицо Джека старческими, в красных прожилках глазами. «Отличное» — это, пожалуй, было преувеличением, скорее — сдержанное удовлетворение; но во всяком случае, он ничуть не походил на офицера, на сердце которого камнем лежит прямой отказ.
— А что, Том, так и есть, — ответил Джек. — Я этим утром прошёлся пешком от Хэмпстеда аж до Севен Дайлз. Ничто так не поднимает настроение, как утренняя прогулка.
— Что-то определённое, сэр? — спросил Том, ничуть не обманутый сказками про утренние прогулки. Этому старику всё про всех было известно; Джека он знал ещё мальчишкой, как и почти всех остальных офицеров из флотского списка чином ниже адмирала, и имел полное право на чаевые в случае, если офицеру доставалось что-то определённое в его дежурство.
— Нет — не совсем так, Том, — сказал Джек, вглядываясь через приёмную и двор в промокших людей, проходящих туда-сюда по Уайтхоллу — настоящее устье Ла-Манша, оживлённый морской путь; какие крейсера, приватиры, шасс-маре поджидают его там? Какие невидимые скалы? А приставы?
— Нет. Но вот что я скажу тебе, Том — я пришёл без плаща и без денег. Просто подзови экипаж и одолжи мне полгинеи, пожалуйста.
Том был невысокого мнения насчёт умения морских офицеров разбираться в делах и управляться с ними на суше; его не удивило то, что Джек оказался без самого необходимого, но по выражению джекова лица он понял, что кое-что вроде наклёвывается — одна только служба береговой обороны обеспечит с дюжину новых вакансий, даже если Джека и не произведут в пост-капитаны. С заговорщицким видом Том вынул из кармана монетку и подозвал экипаж.
Джек нырнул в него, натянул шляпу на нос и забился в угол, осторожно глядя через грязное стекло окна — странно согнувшаяся, подозрительная фигура, неизменно делавшая возбужденные замечания, если лошадь переходила с рыси на шаг.
— Жалкая шайка ублюдков, — размышлял он: приставы мерещились ему в каждом взрослом мужчине. — Господи, ну и жизнь у них. Каждый Божий день этим заниматься, в обнимку с гроссбухом — что за жизнь.
Мимо проплывали безрадостные лица, люди спешили на постылую работу, бесконечный серо-жёлтый поток промокших, окоченевших, нервных пешеходов, толкающих и обгоняющих друг друга — как какой-то дурной сон; мелькавшие то тут то там хорошенькие продавщицы или служанки только усугубляли это душераздирающее впечатление.
Вереница возов с сеном спускалась по Хэмпстед-роуд, лошадьми правили крестьяне с длинными хлыстами. Хлысты, блузы возниц, хвосты и гривы лошадей были украшены лентами, широкие красные лица мужчин будто бы светились сквозь туман. Откуда-то из глубин отдалённого и бестолкового школьного прошлого Джека всплыла цитата: «O fortunatos nimium, sua si bona norint, agricolas»[57].
— О, это недурно. Жаль, Стивена нету, он не слышал. Ладно, блесну перед ним при случае.
Возможностей для этого должно было быть много, поскольку сегодня вечером им предстояло ехать по этой же самой дороге на раут Куини, и если повезёт, в этой скорбной толчее попадётся пара-тройка agricolas.
— Ты мне не расскажешь про ваш разговор? — сказал Стивен, отложив свой доклад и вглядываясь в лицо Джека так же внимательно, как и пожилой швейцар.