Пост-капитан

Движимый жалостью жандарм остановил колонну английских пленников в узкой полоске тени, отбрасываемой северной стеной Каркассона; среди пленников были в основном матросы с задержанных и захваченных судов, несколько офицеров, арестованных после объявления войны, но попадались и штатские: путешественники, слуги, конюхи и торговцы, поскольку впервые в истории цивилизованных войн Бонапарт приказал арестовывать каждого подданного Британии. Пленники страдали от жары и усталости, вид у них был несчастный; узелки с пожитками промокли во время грозы, они настолько упали духом, что поначалу даже не стали раскладывать их для просушки, не говоря уже о том, чтобы обратить внимание на великолепие полуразрушенных стен и башен позади них, или же на раскинувшийся перед ними новый город и реку, и даже на расположившегося в тени башни неподалёку медведя и его поводыря. Но вскоре весть о прибытии колонны распространилась, и к толпе, высыпавшей из ворот старого города, чтобы поглазеть, присоединились торговки с другой стороны моста — они принесли фрукты, вино, хлеб, мёд, колбасу, пирожки с мясом и козий сыр, завёрнутый в зеленые листья. У большинства пленников всё ещё оставались кое-какие деньги (их переход на северо-восток ещё только начался), и только немного поостыв в тени, подкрепившись едой и питьём, они развесили одежду сушиться и стали осматриваться.

— Ух ты, медведь, — воскликнул матрос, изрядно повеселев после кварты вина, плескавшейся теперь под его ремнём с медной пряжкой. — Эй, приятель, а плясать он умеет?

Медвежий поводырь, безобразный тип с повязкой на одном глазу и двухнедельной щетиной даже не взглянул на него. Но матрос был не из тех, от кого всякие угрюмые иностранцы могли бы с лёгкостью отделаться, вскоре к нему присоединилась довольно настырная ватага его друзей, ведь матрос этот был самым известным и уважаемым членом экипажа пинки «Чéстити», торгового судна, которое имело неосторожность зайти в Сет, чтобы пополнить запасы пресной воды, в день объявления войны. Один или двое матросов уже начали бросать камни в огромную мохнатую тушу, чтобы разбудить или, по крайней мере, расшевелить медведя развлечения ради.

— Отставить бросать камни! — крикнул матрос, весёлости в лице поубавилось. — Болваны, не смейте дразнить медведя. Вспомните-ка Елисея[36]. Дразнить медведя — это к несчастью.

— Так ты ж сам медведей травил, Джордж, — сказал его товарищ по команде, подбрасывая камень в руке и всем своим видом показывая, что подчиняться не собирается. — Мы ведь вместе в Хокли были.

— Травля — дело другое, — возразил Джордж. — В Хокли медведи в охотку в этом участвуют. А этот нет. Жарковато чегой-то. Медведи — они из холодных стран.

Медведю было определённо жарко. Он растянулся на покрытой редкой травой земле и выглядел на удивление обессиленным. Однако ропот только усилился; матросы с других судов хотели посмотреть, как медведь пляшет, и спустя некоторое время владелец животного подошёл к ним и дал понять, что медведь нездоров — может, спляшет ближе к вечеру — «шкура густой, мистер, съел целая коза на обед, живот болеть».

— Видали, ребята, а я что говорил, — воскликнул Джордж. — Сами-то стали бы плясать в такой меховой шубе, да на таком пекле?

Увы, Джордж перестал быть хозяином положения; какой-то английский морской офицер, желая произвести впечатление на свою спутницу, переговорил с сержантом жандармерии, и тот свистком подозвал к себе поводыря медведя.

— Документы, — потребовал он. — Что это, испанский паспорт? Чертовски засаленный, между прочим, дружок; ты что, со своим медведем спишь? Хуан Маргаль, родился… что это за место?

— Лерида, мсье сержант, — сказал человек с угодливостью бедняка.

— Лерида. Профессия — дрессировщик медведей. Eh, bien[37]. Дрессированный медведь должен уметь танцевать — логично? Но тебе придётся это доказать, я обязан проверить, правда ли он дрессированный.

— Конечно, мсье сержант, сию минуту. Надеюсь, джентльмен не будет слишком многого ожидать от Флоры; это медведица, и…— он зашептал что-то жандарму на ухо.

— А, вот как? Ну ладно, — сказал жандарм. — Тогда хотя бы пару движений, чтобы моя совесть была чиста.

Поводырь потянул за цепь и стукнул медведя так, что с его косматого бока полетела пыль; еле переставляя лапы, медведь вышел вперёд. Человек вытащил из-за пазухи маленькую дудочку; играя на ней одной рукой, а в другой держа цепь, он заставил медведя подняться на задние лапы, и теперь тот стоял, покачиваясь, посреди неодобрительного ворчания моряков.

— Безжалостные ублюдки эти иностранцы, — сказал Джордж. — Гляньте на его бедный нос с этим огромным кольцом.

— Английски жельтмены, — сказал человек, бросив на них искательный взгляд. — Орнпап.

Он заиграл нечто напоминающее хорнпайп, и медведь, спотыкаясь, сделал несколько танцевальных движений, скрестив лапы на груди, затем опять опустился на землю. Из крепости, которая находилась за стенами, зазвучали трубы, сменилась стража у Нарбоннских ворот, и сержант во всю глотку заорал:

— En route, en route, les prisonniers[38].