Пост-капитан

Стивен увидел лицо раненого, только когда его перенесли в каюту Джека. Жан Онктиль — нервный, робкий и смелый одновременно, не очень решительный и несчастливый молодой человек; и он истекал кровью. Пуля задела аорту, и Стивен ничего, ничего не мог сделать: кровь вытекала наружу сильными толчками.

— Ему осталось несколько минут, — сказал он, обернувшись к Джеку.

— Так что, сэр, он умер через несколько минут после того, как его перенесли на борт, — сказал Джек.

Адмирал Харт крякнул и спросил:

— Это всё, что у него было?

— Да, сэр. Плащ, сапоги, одежда и бумаги: только они, боюсь, все в крови.

— Ну, пусть с этим разбирается Адмиралтейство. А вот как насчёт лодки с контрабандой?

Так вот почему у него плохое настроение.

— Я увидел лодку, когда находился на точке рандеву, сэр; до назначенного времени оставалось пятьдесят три минуты, и если бы я атаковал, то непременно опоздал бы — лавируя, я бы не смог добраться назад вовремя. Вы знаете, каков «Поликрест» в бейдевинд, сэр.

— А вы знаете поговорку про танцора и что ему мешает, капитан Обри? Кроме того, есть такая вещь, как скрупулёзность наполовину. Этот тип вовсе не прибыл на встречу: эти иностранцы всегда так себя ведут. Да и в любом случае, полчаса или около того... да точно не более получаса, даже с экипажем из старых баб. Вам известно, сэр, что шлюпки «Аметиста» перехватили того содомита из Диля, что направлялся в Амблетёз с одиннадцатью сотнями гиней на борту? Я просто из себя выхожу, как вспомню об этом… так неудачно всё вышло.

Он забарабанил пальцами по столу. «Аметист» крейсировал по приказу Адмиралтейства, сообразил Джек; адмиралу доля его призовых денег не полагалась, значит, Харт потерял около ста пятидесяти фунтов, и удовольствия ему это не доставило.

— Однако, — продолжил адмирал, — что упало, то пропало. Как только сменится южный ветер, я поведу конвой вниз по Ла-Маншу. Вы дождётесь гвинейских купцов и корабли из списка, который вам даст Сполдинг. Вам следует сопроводить их до мыса Рока, и я не сомневаюсь, что на обратном пути вы сможете исправить это маленькое упущение. Сполдинг передаст вам приказы, на этот раз без всяких железно установленных рандеву.

К утру ветер задул с вест-норд-веста, и на сотнях топов фор-стеньг зареял "Синий Питер"[92]: множество лодок заспешили к судам, перевозя капитанов торговых судов, их помощников, пассажиров и родственников из Сэндвича, Уолмера, Диля и даже Дувра, и многим пришлось заплатить грабительскую цену, когда сигналы с флагмана, подкреплённые настойчивыми пушечными выстрелами, дали понять, что время вышло, и что на сей раз это действительно отход. К одиннадцати часам вся флотилия, за исключением тех, кому случилось навалиться друг на друга, пришла в движение, разделившись на три колонны, или, скорее, кучи. В порядке ли, беспорядочно — всё равно они являли собой превосходное зрелище: белые паруса на сером фоне моря на протяжении четырех или пяти миль и высокое рваное небо — то серое, как вода, то белое, как паруса. К тому же впечатляющая демонстрация огромной важности торговли для острова; то, что могло бы послужить мичманам «Поликреста» уроком политической экономии, а также показать возможности среднего моряка избежать насильственной мобилизации — там были тысячи таких, уходивших невредимыми из самого сердца Службы вербовки.

Однако мичманы вместе со всей остальной командой присутствовали при порке. Была установлена решётка, подле неё стояли помощники боцмана, старшина корабельной полиции подвёл провинившихся: длинного парня, обвиняемого в пьянстве — джин, как всегда, проникал на борт с маркитантских лодок — а также обвиняемых в неуважении к офицерам, пренебрежении своими обязанностями, курении табака за пределами камбуза, игре в кости и воровстве. В таких случаях Джек всегда мрачнел и был недоволен всеми на борту, и правыми и виноватыми: он тогда казался выше своего роста, холоднее, и как будто уходил в себя; и тем, кто находился под его началом, он казался чудовищно жестоким, настоящим деспотом. Это было самое начало плавания, и ему следовало установить непререкаемую дисциплину; ему следовало укрепить авторитет своих офицеров. И в то же время ему надо было вырулить между неоправданной жёсткостью (хотя, в самом деле, некоторые из этих обвинений были достаточно обычны, что бы он ни говорил Паркеру) и фатальной мягкостью; и ему следовало сделать это тогда, когда он, по сути, был незнаком с тремя четвертями своих людей. Это была сложная задача, и лицо его мрачнело всё больше и больше. Он наложил дополнительные обязанности, запретил выдачу грога на три дня, на неделю, на полмесяца; назначил четырём матросам по шесть плетей, одному — девять, а вору — дюжину. Это было немного для регулярной порки, но раньше, на «Софи», они иногда месяца по два не доставали кошку из её красного суконного мешка. Это было немного, но даже и так было обставлено определёнными церемониями: зачитывание соответствующих статей Устава, барабанный бой, суровость сотни людей, собравшихся на палубе.