Посох для чародея

Шед выпучил глаза, медленно стер с лица комок моей крови, смешанной со слюной, изумленно посмот-рел на ладонь. Даже в темноте видно было, как рыцарь сначала смертельно побледнел, потом резко побагровел, бросил на меня ненавидящий взгляд.

- К бою! - выдохнул он и потянул меч из ножен.

- Наконец-то! - выдохнул я облегченно.- Давай же…

Я все-таки опустил меч: он тяжелый, как дом, дергать на весу трудно, перехватился поудобнее. Еще б ми-иутку продержаться, подумал я измученно, чтоб не так позорно подохнуть. Глянул в сторону толпы, люди при-тихли, изумленно вытаращились, кто-то покрутил па-льцем у виска: мол, совсем свихнулся молодой чародей-чик. Мелькнуло лицо Аша. Он постоял, разинув рот и вытаращив глаза, потом рванулся вперед, ко мне, но стражники перехватили, пинками загнали обратно. Брат взвизгнул, закричал, опять бросился на копья и

щиты. Ему дали под дых, отбросили назад, в толпу. Аш! взяла под руку Катрин, что-то быстро проговорила, по том глянула в мою сторону. Я вздрогнул, увидев: глаза графини горят безумным зеленым светом, пальцы вяжут в воздухе паутину, губы что-то шепчут. Я хотел за кричать, предупредить, даже сделал шаг к ней, на ходу вспоминая узоры защитных плетений… Но тут меня скрутило волной дикой непередаваемой боли. Я застыл на месте, не в силах шевельнуться, внутренности обо жгло пламенем, где-то в районе солнечного сплетения появилась тупая изматывающая боль, прокатилась вол-ной по телу, перекрывая боль простую, телесную.

В голове помутилось, я застонал, отшатнулся. Магия захлестнула меня. Мощная, запредельная, чуждая чело веку. Подавила все мысли, волю, чувства. Словно изда лека до меня долетел изумленный вопль рыцаря. Я почувствовал, как нечто острое распороло рубаху, чиркнуло по ребрам. Клинок Шеда был словно раскаленный. Я замычал сквозь плотно сжатые губы, но даже эта боль, от которой еще пять минут назад я с воем покатился бы по земле, показалась теперь незначительной, глухой и далекой.

Откуда-то наплыла волна плотного молочно-белого тумана, набросилась на меня, словно живое существо) окутала, постаралась проникнуть в тело сквозь мель чайшие поры на колее. Я собрал последние остатки в«»лИ и злости, постарался побороть ее, но тщетно: липки щупальца тумана впились в меня, стали проникап внутрь. Тело сковал смертельный холод, тьма медлен ltd поглотила мир вокруг.

ГЛАВА 7

Один знакомый говорил, что чувствует себя челоне ком, только когда страдает телесно и духовно. Мол, во чувства обостряются, воспринимаешь мир полное пи

Ю всех проявлениях и красках. Обыденность убивает в нас человека, делает простым лсрущим и пьющим животным, мелкие заботы не дают думать о великом. Стра-дая, ты чему-то учишься, постигаешь житейскую муд-россть, становишься взрослее и умнее. Не знаю, насколько он прав - таких доморощенных философов в каждом трактире по стайке. За кружку пива расскажут тебе о ммысле бытия, наставят на путь истинный, тут же в перерывах между глотками выдумают новое духовное учеие. А мне страдать почему-то не в радость, я и так мудрый, как змий, а мир для меня цветной и радостный. Но почему-то приходится.

Я повис в темноте, среди пустоты и забвения, равнодушный и спокойный. Откуда-то издалека пришел яркий обжигающий свет, ударил в меня, завертел и закружил в огненном вихре. Я вскрикнул: боль наполнила меня, каждую мою клеточку, каждый клочок кожи, пронзила насквозь, ударила по нервам колючим кну-том. Свет стал ярче, почти растворил меня в себе. Я очнулся.

Прислушался к себе: лежу неудобно, странно подо-гнув ноги. В спину впились мелкие камешки, какие-то Колючки расцарапали кожу. Все тело горит, словно меня окунули в кислоту, а потом пропустили через мя-соорубку. Тошнота подкатывает к горлу тугим мерзким комком. Боль мечется в голове, словно перепуганный ляп,, бьется то в виски, то в затылок. Челюсть онемела, губ и носа не чувствую совсем.

Я сосредоточился, перекатился на живот, приподнялся на руках. Желудок не выдержал таких акробатических трюков и вывернулся наизнанку. Я захрипел, закашлялся, меня тут же вырвало. Стало немного легче. Открыл глаза, слепо замигал. По щекам покатились

слезы, мокрыми горячими дорожками поделили лицо на части. Болела каждая мышца в теле, и двигался я как-то деревянно, рывками, словно плохо сделанный голем.

Жив? - пронеслась ликующая мысль. Неужели жив?

Я вспомнил все, что произошло, ругнулся про себя. Угораздило ж меня ввязаться в такое. На ноги подии мался долго, прикладывал титанические усилия, крях-тел, сопел, размазывал по лицу слезы, сочащуюся из ца рапин кровь. Наконец удалось, и я, похвалив себя, мед-ленно огляделся.