Послушай, это Жизнь

Уверена, ты смотришь на меня с упреком: а как же мама, отец, Лилит, да и Сергей в конце концов? Конечно, ты права, но… Но все же, все же человек имеет право на счастье, имеет право жить ради себя, а я, я живу во имя чужого покоя. Когда я была счастлива? Теперь уже не буду. Так почему же я не могу обрести хотя бы покой?

Боишься, я наложу на себя руки? Ты ведь знаешь, что нет.

Я смотрю на листья клена прямо надо мной – пышная зеленая крона отбрасывает густую тень на плиты аллеи. Они уже умирают. Уже умирают, раз Осень пришла сегодня. Просто осень пришла. Если жизнь хоть сколько-нибудь милосердна, я уйду, как осенний лист. В молчании осени.

Ты скажешь, что глупо считать себя обреченной в 25? Ты права. Вот только ты не я. Никто не я. А значит, не вам судить о моей Жизни.

Прости за резкость.

Я ухожу налегке, оставив груз сомнений и надежд, ухожу по шумной аллее вдаль, щурясь от еще такого знойного солнца.

И я свободна. И я мертва.

Послушай, Джули, это Жизнь.

Это моя Жизнь. Такая, какой она была.

                                                Софи».

Я читал, еще раз и еще, пытаясь сопоставить эту новую истину с моей реальностью. Я отыскивал в памяти первое сентября уже прошлого года, глупого года. Что было тогда? Кажется, я действительно был в парке, я был в парке с Мариной. Марина. Прошло чуть больше недели, и она покинула мою квартиру, мою жизнь.

Я перечитывал эти строки вновь и вновь, требуя у своей памяти все новые детали, ненужные подробности и давно забытые слова. Я вспоминал в безотчетном стремлении найти ошибку – доказательство того, что это был не я, что Софи обозналась, а еще лучше, что был в ее жизни еще один Александр Волков – не такая уж редкая, в конце концов, у меня фамилия.

Взгляд упал на фото – я взвыл. Нет, все верно. Я был там, и Марина, держа меня за руку, смотрела с такой надеждой. Это был последний наш «серьезный разговор», и скоро она уйдет. Я даже помню, о чем она говорила, впрочем… Я уже знал, к чему она клонит, и не собирался ее удерживать. А голубя не помню, вполне возможно, он там тоже был. Как я мог не заметить Софи? Легко.

В одном она ошиблась: три года назад она видела меня с другой девушкой. Впрочем, это, конечно, не меняет сути.

Я вдруг понял, что Софи больше нет. Нет со мной. Я дышал спокойно и ровно, словно безумие, владевшее мной, меня покинуло. На смену пришло бессилие.

Я вспоминал Софи, спокойную и печальную. И эти слова – «уйти незаметно».

* * * * * * * * * * * * * * *

Я стоял в старом парке. Я стоял там, именно там, где не увидел ее в последний раз. Я стоял, опустив руки и подняв лицо к небу. Сыпал снег ровной стеной и, касаясь моего лица, становился дождем. Мелкими каплями, словно осенняя морось, какая бывает у нас иногда в январе. Мои глаза были закрыты. И я видел. Видел Софи, не такую, какой она была, но ту, которую я помню. Всегда немного странную, но ужасно милую. Такую, какой больше нет. Какой, возможно, никогда не было.

И я не мог понять странного чувства вины, подло крадущегося у меня за спиной. Оно выползало из-за заснеженных деревьев и осторожно подбиралось ко мне.

И я не мог понять странной пустоты вокруг. Но еще сложнее было смириться с пустотой внутри. В моих мыслях. Что теперь? Вот я узнал все. Все, что хотел, и даже немножечко больше. И что дальше? Что дальше? Что?

– Саша? – мягкий женский голос из призрачной дали, находящейся за пределами моего мира, мира, куда я не хотел никого пускать. Но он был настойчив, этот голос.

– Саша, – повторил он, как бы утверждаясь в мысли, что это все-таки я. Я молчал. Мои закрытые глаза были обращены к небу, мой взор был устремлен в никуда.

– Саша! – Олеся тряхнула меня за плечо, заставляя обратить на себя внимание. Я смотрел на нее, но в мыслях по-прежнему царила тишина. Я не знал, что должен сказать сейчас. Не знал, что говорить и как. Я не знал, стоит ли.