Послушай, это Жизнь

– Что ты здесь делаешь? Пошли домой, пошли, я говорю! – она взяла меня за руку и потянула за собой. Я шел, медленно переставляя ноги, думая, чего же хочет от меня эта маленькая девочка, зачем упрямо тащит туда, где я меньше всего хочу находиться. Разве она не понимает, как тяжело туда возвращаться? Разве она не чувствует, как стены давят и глядят с укором? Разве… а впрочем, откуда ей все это знать?

Она отпаивала меня каким-то особенным кофе и долго молчала о чем-то.

– Ты все знала с самого начала, – медленно и тихо сказал я.

Так же медленно и тихо она ответила:

– Саша, что «Все» и где у тебя «Самое начало»?

Я поднял на нее, как мне казалось, пустые бессмысленные глаза:

– Ты знала, что Софи любила меня, – я сделал ударение на слове «меня».

Она была невозмутима, однако я чувствовал смутную тревогу в ее движениях и чуть дрогнувшем голосе:

– Конечно.

– Ты все знала. Знала, – я смотрел на нее и смеялся недобрым смехом. – Знала, Олеся, ты Знала! – это была истерика, это было открытие, это было… была тупая боль бессилия.

– Что все?! – выкрикнула она мне в лицо, вдруг теряя свое непоколебимое равновесие. – Что все, Саша? Что я знала? Что она любит тебя? Да это знали, по-моему, все, кроме тебя! Да у нее глаза горели, если ты оказывался рядом! Знала, знаю я, что она тебя Любит, как ненормальная! Что я еще должна была знать?!

– Ты не сказала, – медленно растянул я. «Ты не сказала, – думал я. – Ты заставила меня… или так было нужно? Чтобы я понял… сам понял… кому нужно?» – мысли ворочались в моей голове, многотонные, неповоротливые, словно каменные глыбы.

– Как ты понял? – как бы между прочим спросила она, окончательно придя в себя.

– Папка, помнишь, я говорил?

Она кивнула:

– Софин дневник, должно быть.

– Соф вела дневник? – без интереса спросил я. Что-то щелкнуло внутри, что-то, что погасило свет.

Она нервно передернула плечом и бросила:

– Иногда. Когда было совсем плохо.

– А ты знала, что ей совсем плохо?

– Я же говорила: мы поссорились тогда, – невнятно фыркнула она.

Я молча кивнул, понимая, что мне нужно время, чтобы справиться с этой моей новой реальностью. Я смотрел в ее глаза, полные жалости и сомнения, я смотрел, как осторожно она покусывает краешек губ, я смотрел, как отводит она взгляд и мнется, терзаемая неведомыми мне противоречиями и думал…

– Что дальше? – зачем-то спросил я вслух.

– Дальше – Жизнь, Саша, дальше – Жизнь.

Уже у двери Леся вдруг сказала:

– Я выхожу замуж.

– Ты? Замуж?

– Удивлен? – усмехнулась она. – Вот, держи.

Она протянула приглашение на свадьбу.

– Второе февраля?

– Да, еще почти месяц.

Я усмехнулся, глядя на имя жениха:

– Еще один Сергей?

Она пожала плечами:

– Так вышло.

– Да уж, бывает, – я обнял ее на прощанье. – До встречи.

– До свидания, Саша.

Она ушла, а я остался один на один с Жизнью. С моей Жизнью.

Жизнь

Я хорошо помню январь, долгий, вязкий месяц. И дело даже не в слякоти растаявшего снега, нет, отнюдь. Я помню чувство пустоты, царившее внутри меня весь этот долгий месяц.

Я вдруг увидел свою жизнь в другом свете, хотя и это не совсем верно. Я, наконец, Увидел свою жизнь. И то, что предстало передо мной, было серым и унылым, как пасмурное утро января.

Чего лишился я? Легкости полета? Свободы дыхания? Не думаю. Я открыл глаза, вдохнул полной грудью, расправил крылья и понял, что мне некуда лететь.

Одиноким волком я рыскал по городу в поисках пути, моего пути, но, увы, что-то изменилось в моей картине мироздания: треснуло, рухнуло, исказилось. И мне больше некуда было идти, потому что не ждали, вернее, ждали, но не меня.

Каким я стал? Кем я был? И так ли изменился я? Но я изменился. Или только голос стал тише? Нет, еще взгляд тяжелее, а это уже что-то да значит.

Я думал, искал причины, истоки, предпосылки. Я перечитывал письма Софи, каждый раз спрашивая себя: «А моя жизнь? Что моя жизнь?» И не находил ответа. Я перелистывал чистые страницы почти старинного фолианта и не знал, чем их заполнить. Мне больше нечего было сказать.

И я спрятался. Спрятался надежно. От самого себя. Я окунулся с головой, как в ледяную воду, в то, что привычно называл своей жизнью. В тихое умирание. Изо дня в день.

Это сегодня я размышляю так. Но январь… это был ужасный месяц. Его отголоски до сих пор звучат во мне, когда я остаюсь наедине с воспоминаниями тех вечеров и ночей.

Каждый день, возвращаясь в свою пустую квартиру (потому что даже Кузю я отдал маме), я смотрел в зеркало в прихожей, мысленно снимая маску с лица. Я смотрел себе в глаза, но тут же отводил взгляд. Я не мог быть честен даже с самим собой, ведь иначе пришлось бы признать то, что теперь было очевидным: я не живу. Я доживаю.

Таким был январь. Впрочем, одно событие все же заслуживает особого внимания. Событие это зовут Марина. Однажды я видел ее, случайно. И знаете что? Она была счастлива. На ее лице играла мягкая улыбка, та самая, в которую я влюбился однажды, а я, я видел Софи. Ее черты, ее голос, как вуаль, покрывали чужое лицо. Марина спросила: «Где ты? Ты меня слышишь?» Я вздрогнул и совершенно искренне сказал:

– Я далеко. Прости, я спешу.