«Потом три дня она проревела взахлеб, мы с Джули тогда были рядом с ней, а на четвертый взяла камеру и отправилась в парк. Мы ей говорили, что это плохая идея – искать с ним встречи, но Соф упрямо заверяла нас, что она хочет поснимать парк и совсем не думает кого-то там искать, мол, успокоилась, перебесилась. Так на ее стене появилось первое фото – пустая скамейка, та, на которой он сидел и даже не увидел ее, когда она прошла мимо. Всю осень она проторчала в парке, в городе, у моря, на набережной, возле его дома – везде, где был мизерный шанс встретить его, но судьба решила иначе. Зима пришла с грустью и бронхитом. Мы заперли ее дома и отобрали камеру. И все пошло своим чередом, что-то забыли, что-то забылось. Только не Соф. Она помнила все, каждую минутку, когда она высматривала его, ждала, вспоминала, плакала, пока никто не видит. Потом был Сергей, она познакомилась с ним той осенью, сначала они дружили, а потом, потом она просто устала быть совсем одна. Ненавижу его, ненавижу его и себя, потому что сказала ей тогда: «Дай парню шанс, тебе нечего терять, подруга!» Я же не думала, что это все так затянется! Как она могла быть с ним?
В ее квартире появлялись все новые снимки, они были везде – на стенах, на потолке, иногда даже на полу. Думаешь, она болела фотографией? Бред. Этот тупица тоже так думал, идиот. Она болела ИМ – чье имя нельзя было произносить, даже если говорили совсем не о нем, потому что у Софи моментально мутнел взгляд, и она уносилась вдаль, к нему, в никуда, ОН жил в ее снах, ОН.
Думаешь, все это глупо? Думаешь, ей надо было пойти к Нему и все выложить? Она пыталась когда-то давно, но, увы, тогда он не понял, что за сокровище перед ним, а теперь она не решалась. Может, правильно, может, нет, но забыть его…
Она просто не могла. Не смогла. Никогда не смогла бы. Подумать только, я даже не знала, что бывает такая больная любовь, больная, потому что бессмысленная».
Я думал об этом по дороге домой. Я думал об этом, поднимаясь к себе. Я думал об этом, наливая себе коньяк. Я никак не мог заставить себя думать хоть о чем-нибудь другом и сидел, глядя на нее.
Эта папка, она хранила все секреты, она знала все, она знала больше, чем все, она знала то, что никогда больше не узнает никто. Кроме меня.
Я не мог понять, как жизнь может быть такой глупой, такой абсурдной и неправильной. Как можно жить на этих белых листах?
Проснулся я в кресле, очевидно, я там уснул, по крайней мере, других вариантов у меня не было. Так начинался понедельник.
Понедельник
Каждое утро я стою в одной и той же пробке. Конечно, не час и даже не полчаса, как в городах-гигантах, но минут семь-десять-пятнадцать я просто сижу и пытаюсь хоть как-то убить время и не думать о том, что опять опоздаю и получу от начальства и что я в который раз пропускаю все сроки… И про всякую прочую плохо влияющую на настроение дребедень.
В понедельник из головы не шла Софи:
«Глупая, глупая жизнь! Мучить себя из-за какого-то идиота, вроде того, который опять не разошелся со столбом, и теперь я стою в этой чертовой пробке уже шесть минут и простою еще минимум столько же. Идиоты, когда вы научитесь ездить?! Ну как, как можно было издеваться над собой столько лет, Соф, ты же умненькая девочка?! Столько лет… сколько лет? Получается, это еще со школы, получается, это первая любовь? И такая больная. Больная, а не большая».
Пытаясь отвлечься, я начал рассматривать своих друзей по несчастью, опаздывающих на работу, на учебу и еще бог ведает куда. Вот кто-то очень важный в серебристой «тойоте», а прямо перед ним кто-то еще важнее, но на черном «лексусе», по-моему «тойоту» злит именно «лексус», а не сама пробка. А вот женщина средних лет смотрит то на часы, то в зеркало, а вот еще одна на красной «мини» – как же это избито. Дети дерутся на заднем сиденье. Я невольно усмехнулся: и так каждое утро.
А вот что-то интересное. Девочка лет 20, не больше, в машине слева от меня, лазурная «хонда» – красивый цвет. Мягкие черты лица и потрясающее спокойствие. Я улыбнулся – она хорошенькая. Смотрит прямо перед собой, должно быть, думает о чем-то. О вчерашнем вечере, готов поспорить. Слегка наклонила голову: что там говорят об этом психологи? Заглянуть бы в ее мысли на минутку. Интересно, там есть что-нибудь, кроме хлама и ерунды?
Интересно, если дать ей ручку и сказать: «Пиши!», что она напишет?
Интересно, она способна на больную любовь?
Я медленно двинулся вперед, ведомый дорожным течением, скоро мы выбрались из затора, и на первом же повороте я с ней расстался. Мне почему-то казалось, что нас что-то связывало, и даже было немного грустно ее терять, я бросил короткий взгляд назад, а смысл? Хотелось крикнуть: «Постой, как тебя зовут?» – как будто это что-то значило. Странное ощущение, которое скоро рассеялось. Но вот что действительно странно, так это то, что я чувствовал: я теперь что-то упустил, словно призрачный шанс, словно я теперь чего-то не знаю. И, что характерно, уже не узнаю. Я снова ухмыльнулся. Получилось горько.