Последний завет

— Почему не пойти нормально, по дороге? — не выдержал Густав. — Так ведь легче будет. Ножки болеть не будут.

— Вдоль дорог всегда полно лихого люда. Тебе нужны неприятности? — поинтересовалась Герда.

— Какого люда? — переспросил Густав и с сожалением оглянулся на уже скрывшуюся за деревьями дорогу. — Мы за всё время с тех пор, как из Франкфурта вылезли, ни одного человека не встретили!

— Потому и не встретили, что шли не по дорогам, а по Лихолесью, — пояснила Герда.

Осознав, что убедить остальных пойти по дороге ему не удастся, великан расстроенно вздохнул, достал из рюкзака припасённую с обеда заначку и принялся жевать…

Несмотря на все предосторожности, встречи с людьми им избежать всё же не удалось. Отряд выбрался из леса на небольшой лужок, где паслось стадо коз. Козы были точно такие же, как у клана Ветродувов, — чёрные, рогатые, с четырьмя парами узких жёлтых глаз. Герману даже показалось, что он неожиданно вышел на территорию родного клана, в парковую зону, и стоит пройти сотню шагов по тропинке, как он окажет перед домами родного Нидеррада.

За козами приглядывал пастушок, вооружённый небольшим, почти детским луком. Увидев выбравшихся на поля незнакомцев, пастушок испуганно завопил и бросился в лес, под защиту деревьев, оставив коз на волю судьбы и незнакомцев.

— О, мяском разживёмся, — сказал Густав и широко улыбнулся, поглаживая пузо, — здорово как…

Он осёкся, увидев хмурый взгляд Германа. Следопыт показал великану кулак…

Оставив коз мирно пастись на лужайке, они двинулись дальше и вскоре выбрались к деревне, где жил пастушок. За то время, что они шли, он, судя по всему, успел рассказать о них много «хорошего», потому что ворота оказались заперты, за частоколом суетились люди, слышались крики. Кто-то нетерпеливый пустил в приближающийся отряд стрелу из лука. Но расстояние было пока слишком большим, и стрела, не долетев до идущего впереди отряда Дуго шагов пятьдесят, воткнулась в землю.

— Нам здесь не рады, — заметил Пилигрим, — давайте же, друзья мои, не будем их тяготить нашим присутствием. Он развернулся и пошёл прочь.

— А они не бросятся в погоню? — испуганно оглядываясь, спросил Франц.

— Зачем мы им нужны? — сказал Дуго. — Их коз мы не тронули, хотя кое-кто на этом настаивал, да и боятся они нас гораздо больше, чем мы их. Обычная деревушка, мирные люди. Таких много в лесах на севере страны, да и в горных долинах юга встречаются. Нет, они на нас нападать не станут.

Пилигрим оказался прав — никакой погони не было, хотя Францу было очень не по себе, ему казалось, что жители деревушки непременно будут преследовать их и могут выстрелить в спину из лука.

Они перешли размытую дождём дорогу, на которой отпечатались лошадиные копыта и колёса телег — последние следы присутствия человека, — дальше снова начались покинутые людьми пустынные места.

Шли молча, только Густав, словно зубная боль, всё время ныл, что у него болят ноги. На стоянках Дуго и Франц много говорили о прошлом и будущем человечества, о Меганиках и об Ангелах, о том, как живут самые разные кланы Города, и рассуждали о том, есть ли люди в других частях света. Герман в споры не вступал, считая всё это жуткой заумью. Подчас его всерьёз раздражали Франц и Дуго, когда в очередной раз начинали с умным видом говорить о том, чего сами никогда в глаза не видели. По мнению следопыта, рассуждать можно было только о том, что сам ты видел или осязал.

Герда использовала каждую свободную минутку для чтения Последнего Завета. Раз за разом она открывала книгу и внимательно изучала её, надеясь найти разгадку. Дуго, напротив, вконец отчаялся найти в религиозном талмуде Мегаников хоть какой-то намёк на таинственный шифр и не притрагивался к Завету.

А Герман всё больше склонялся к мысли, что зашифрованный текст не более чем обычная выдумка. На одной из стоянок следопыт даже заикнулся о своём предположении, но девушка зашипела на него, словно рассерженная кошка, и Герман счёл за лучшее больше о своих идеях не упоминать. Тем не менее уверенность его крепла день ото дня… В то же время он чувствовал, что всё больше отдаляется от Герды, и это его очень расстраивало.

По обоюдному молчаливому согласию они ни словом не упоминали о том, что произошло в подвале во время Бури. Герман пытался пару раз поговорить с Гердой, но девушка или переводила разговор на другую тему или вообще отказывалась говорить со следопытом. Она держалась с ним приветливо, но не более того. Только однажды сквозь маску абсолютного безразличия у неё проступили эмоции — когда Герман искал брод. Но теперь и этого слабого всплеска чувств от неё было не добиться — девушка практически не общалась со следопытом.

«Может, причина в Дуго — ведь он что-то заподозрил, — думал Герман, — или я где-то неудачно пошутил… Чёрт побери, никогда не поймёшь этих женщин!»

Герман недоумевал и всё больше злился. Злость его была направлена в первую очередь на себя, потому что он всё более и более уверялся, что каким-то неосторожным словом или жестом разрушил едва построенный воздушный замок доверия и любви.