Последний трюк

Я остановился под аркой, чтобы проверить свои футляры с порошками, метательные карты и монеты кастрадази. Опоздал я потому, что последние полчаса прятался в тени на другой стороне улицы. Я говорил себе, что весьма предусмотрителен, выясняя, не ждёт ли меня засада. Конечно, я лгал. Какие бы ловушки меня здесь ни ожидали, они были скорее семейного, чем сверхъестественного свойства. Простая истина заключалась в следующем: хотя я часто попадал в разные тюрьмы, донжоны и застенки по всему континенту, ничто не пугало меня больше, чем перспектива войти в дом, где прошло моё детство.

Мальчиком я всегда считал, что мы живём с комфортом, хотя и не шикуем. Несколько лет скитаний по длинным дорогам и наблюдений за тем, как живут другие, быстро избавили меня от этого заблуждения.

Самое скромное, что можно сказать о доме моего отца: он слишком мал, чтобы быть дворцом. В конце концов, дюжины слуг едва хватало, чтобы вести хозяйство семьи из четырёх человек. Как можно обойтись без двух библиотек с высокими потолками, где вдоль стен тянутся полки с дорогими книгами и стоят стеклянные шкафы, полные редких свитков? Само собой, не считая обширного атенеума, где хранились исключительно записи наших предков.

Каждый из моих родителей, естественно, нуждался в собственном святилище с мраморным полом – для медитации; а ещё в рабочих кабинетах, специально созданных для удовлетворения личных интересов в астрономии, целительстве и военной стратегии.

Что касается внешнего вида особняка… Ну, когда у тебя уже есть два огороженных сада, что значит ещё один? Надо же где-то ставить статуи своих не столь известных предков.

– С тобой всё в порядке, брат? – спросила Шелла, глядя на меня снизу вверх.

Мы шли по широкому центральному коридору главного этажа.

– Я в порядке. А что?

– У тебя трясутся руки.

Думаю, я забыл упомянуть одну особую комнату на верхнем этаже – с медными и серебряными стенами, где отец практиковался в самых сложных заклинаниях. Ту самую, с тяжёлым дубовым столом, к которому я был привязан несколько дней, пока он и моя мать расплавленными металлическими чернилами вписывали контрсигилы в татуировки на моих предплечьях. Ожоги были наименее болезненной частью процесса.

«Дыши в пустоте», – сказал я себе.

Шелла привела меня в семейный атенеум. В круглой комнате скромных размеров – то есть лишь немногим больше целого дома семьи ше-теп – стояли статуи из песчаника, изображавшие тех наших предков, которые явно были слишком важны, чтобы держать их изваяния снаружи. В центре красовался большой мраморный стол с короткими пюпитрами, встроенными в каждую из четырёх сторон для удобства чтения хрупких текстов. За всё детство меня ни разу не пускали в эту комнату.

– Ты пришёл, – сказал Ке-хеопс, нависая над одним из пюпитров и перебирая пальцами пожелтевшие страницы потрёпанной книги в матерчатом переплёте.

В отличие от Шеллы он надел строгие серые одежды, какие носят маги во время медитации, и показался мне удивительно простым, учитывая роскошную обстановку. Тем не менее, держался он по-королевски, как будто его предназначение было сиянием, пробивавшимся сквозь кожу. Может, некоторые люди действительно рождены, чтобы править.

– У тебя есть пятнадцать минут, – сказал я.

Он даже не потрудился поднять глаза.

– Ты останешься на ночь. Мы с тобой должны почтить память твоей матери хотя бы такой малостью.

– Боюсь, мы по-разному оцениваем долги, которые у меня могут быть перед этой семьёй, отец.

Я ожидал, что он обрушит на меня силу своего гнева, но основную тяжесть его ярости приняла на себя Шелла.

– Теперь ты понимаешь, дочь? – спросил он, свирепо глядя на неё. – Ты всегда молишь и просишь меня помириться с ним, в точности, как просила твоя мать. Вы обе снова и снова твердили: «отцовский долг».

Он с такой силой ткнул в мою сторону указательным пальцем, что я инстинктивно потянулся к застёжкам футляров с порошками.

– А как насчёт его долга? Ке-хелиос ни разу даже самую малость не побеспокоился об интересах нашего дома.

– Это не совсем справедливо, – небрежно заметил я. – Я приложил все усилия, чтобы подкопаться под них везде, где только можно, отец.

Три татуировки на его предплечьях вспыхнули с новой силой.

– Потому что я это допустил. Бене-маат настаивала, чтобы я дал тебе свободу бродить по свету, чтобы я позволял тебе притворяться аргоси, или изгоем, или в какие там ещё клоунские игры ты предпочитаешь играть. Нынче вечером им придёт конец.

Я открыл клапаны своих футляров.

«Что ж, всё очень быстро обернулось по-настоящему скверно».

– Отец, пожалуйста… – выпалила Шелла.

Я заметил, что она часто начинает эту фразу, но никогда её не договаривает. Сестра посмотрела на меня, умоляя проявить благоразумие и отступить. Возможно, она была права. Во время своих путешествий я понял: мир никогда не бывает достаточно большим, чтобы уйти от своей семьи. Но это не значит, что нельзя хотя бы попытаться.

Я низко поклонился отцу, потом сестре.

– Ну, всё было восхитительно, как всегда, Ке-хеопс, Ша-маат. А теперь желаю вам обоим спокойной ночи.