Однако перед этим моему редактору Фелисити Александер приходится прочитать несколько черновиков и найти волшебные слова, которые помогут мне написать лучшую версию истории для поклонников серии, а не ту, что даётся мне легче всего. Она приняла эту серию у Матильды Джонсон, заставившей меня по-настоящему понять, как работает система магии джен-теп, и не позволявшей превратить Келлена в нытика. Ну в большинстве случаев.
Своим мистическим третьим глазом Эрик Торин улавливает все линии, которые могли бы быть увлекательными, – без него я оставил бы их неисследованными; Ким Таф определяет, что именно получилось на раннем этапе, и не даёт мне потерять эти части во время поиска новых. На разных стадиях процесса Брэд Денхерт, Уил Арндт, Джим Халл и Назия Хатун дают мне знать, правильно ли я понял историю или ухитрился оттяпать себе ноги.
Как безумный алхимик, Джо Джеймсон берёт мои слова и воплощает их в жизнь более чем сотней различных голосов, которые он нашёл для аудиоизданий серии «История утраченной магии». Джо, без сомнения, самый великий чтец аудиокниг в мире… (Подождите, я этого не писал! Как ты смеешь брать на себя мои благодарности?! Заткнись, Себастьян, сейчас я здесь главный).
В любом случае, двигаемся дальше…
Без всех этих удивительных людей и их ошеломляющих трюков «История утраченной магии» просто не стала бы той серией, какой является сейчас, на которой для меня большая честь поставить своё имя. Ваши чудесные добрые и вдохновляющие бумажные и электронные письма, когда вы наслаждаетесь книгами, волшебным образом делают мой день лучше.
О, и вы же знаете, как Келлен любит говорить о том, что всегда остаётся ещё один трюк? Ну вот один из них, который продолжает озадачивать меня по сей день. До двадцати семи лет я никогда не писал ничего длиннее страницы, если не считать университетских эссе или странной затянувшейся шутки совместно с друзьями. Я слышал, как многие авторы говорили о своём «неудержимом стремлении писать» – знаете, о том, что характеризовало их с детства и доказывало, что они должны стать писателями. А я ничего не писал. Ничегошеньки. Нуль. Потом я начал встречаться с Кристиной, и вдруг тот, кто никогда не проявлял ни малейшего таланта писателя – вообще-то почти никогда не заканчивал начатого дела, – тупо уставился на готовый черновик книги.
Это десятый роман в моей совершенно невероятной и поистине волшебной карьере, но я всё ещё не понял, как Кристина заставила этот трюк сработать.
Послесловие
У каждой истории есть последняя страница, и мы не решаемся перевернуть её из страха, что тогда закроется дверь в те места, к тем людям и белкокотам, которых мы только начали по-настоящему узнавать. И всё же мы должны перевернуть эту страницу, потому что каждого из нас ждут тысячи историй, и неразумно слишком долго задерживаться в одной из них.
– Но как же насчёт?..
– А они когда-нибудь?..
– А он однажды?..
Вопросы. Всегда есть вопросы. Даже после того, как книга закрыта и ей отведено место на полке – или, ещё лучше, она отдана другу, – остаётся желание потянуть за каждую оставшуюся ниточку. Наш собственный мир всегда поневоле незавершен, но должны ли остаться незавершёнными и миры наших историй?
Да.
Должно наступить то время, когда властелином станет воображение читателя – когда путь Келлена и последнее провёрнутое Рейчисом ограбление будут происходить в вашем сознании, а не в моём. Момент, когда уже не имеет значения, что думает или имеет в виду автор. Иначе автор становится своего рода тираном, а книга – клеткой, в которую заперт читатель.
Всё это не означает, что в будущем не будет больше книг про некоего хитрого (а иногда и ноющего) изгоя и его вороватого, шантажирующего (а в последнее время и вымогающего) делового партнёра. Но по крайней мере, на некоторое время мы должны их освободить.
– Но как же насчёт?..
Я не знаю. Предоставьте это вашему воображению – и увидите сами.
– А она когда-нибудь?..
Спросите их. Эти двое так же глубоко засели в вашем сознании, как и в моём.
– А он когда-нибудь?..
Обещаю, ответ ждёт в вашем собственном воображении.
Это просто. Давайте, я вам покажу…
…Представьте себе корабль. Настоящий гитабрийский торговый корабль дальнего плавания с длинными крепкими дубовыми досками обшивки изогнутого корпуса, с блестящими бронзовыми колпаками на каждой мачте. Грот-парус так прекрасно справляется с ветром, что корабль буквально скользит по океану. Команда, выносливая и опытная, не может припомнить более спокойного плавания.
– Я сейчас умру, – стонет кто-то, перегнувшись через перила.
Обычно жалобное стенание можно приписать молодому изгою джен-теп, известному жалостью к самому себе, но сегодня, в исключительном акте почти неправдоподобного сверхъестественного правосудия, жертвой ужасной морской болезни оказывается слегка пухлый белкокот, чей мех стал точно таким же зелёным, как рвота, которую он извергает за борт, в воду внизу.