Последний сын графа

– Мне было с ней хорошо. Хорошо настолько, что я позволил себе расслабиться и забыть про разницу в возрасте, – он сжал губы, потом повернулся ко мне. – Твоя бабушка разорила бы меня до костей, но Лу просто зарвалась и вообразила, что я у нее в руках… И под каблуком. Мне было больно, но я не плакал. Когда девчонка борзеет, я просто с ней рву. Все! Конец истории.

Я помолчала.

Версию девушки мне уже рассказывала Лизель.

Лулу блефовала, требуя фамильные драгоценности и замуж. Звала его «папочкой», угрожала, что бросит… и после особенно громкой ссоры, просто ушла. Как честная немецкая девушка. Ушла, в чем была. С одной только дамской сумочкой. Ушла, выкричав, что ему в его возрасте ничего другого не светит, кроме как ей платить!

Два дня спустя, у Лулу закончились деньги. И так как Себастьян к ней не являлся, она решила явиться к нему сама. Тут оказалось, в квартиру ей хода нет. Консьерж передал бедной Лулу вещи. Ее одежду. Только ЕЕ одежду. Никаких драгоценностей и ценных, подаренных им вещей.

– Ты тоже ничего от меня не добьешься скандалами, – сообщил Себастьян, крутя на пальце старинный перстень с печатью. Символ всего того, за что вышла замуж его жена. – Я не позволю крутить собой какой-то там малолетке.

– Я никогда бы не влюбилась в мужчину, который позволял бы собой вертеть.

– Тогда, что именно ты пытаешься сейчас делать?

– Пытаюсь донести до твоего сознания непривычную мысль: я люблю секс. Просто жить тут, якобы с тобой, и рожать из баночки, я не соглашалась!

– Да, точно, – Себастьян рассмеялся, чиркнув языком по нижней губе. – Ты же хочешь меня! Мартина, случайно, не хочешь? Он даже еще старше, чем я.

Я удивленно глянула на него, но Себастьян не видел. Он смотрел в стену, прямо перед собой, под загорелой кожей вздувались желваки, а сжатые пальцы чуть ли не побелели.

– Она сказала тебе, будто бы ты старый? – взвизгнула я тихим шепотом.

Граф вздрогнул и я едва не расхохоталась.

Наш Господин комплексует после этой дурехи? Господи!.. Да Лизель была права! А я ей, дура, не верила. Не могла поверить, что мой кумир сломался об капризы какой-то Лулу! Что там Элизабет говорила мне?

Самое время, когда вы оба изранены, сойтись и утешить друг друга…

– Мартин мне, как мой родной дедушка, – продолжила я. – Это все равно, что я хотела бы Доминика или… вообще, Фреда.

– Это ты сейчас говоришь, – Себастьян тихо усмехнулся. – А вот раньше было: «Папоська, а когда я вывасту, мы повэнимся?»

– Мне было пять лет. Теперь у меня только лифчик такого размера.

Себастьян обернулся, чтоб видеть мое лицо.

– Верена, то, что я разок расслабился с Лулу, не означает, что у меня началась старческая деменция и я бросаюсь на каждый молодой лифчик. Однажды ты и сама поймешь, что люди стареют незаметно для себя лично. И что я просто не ощущал нашей разницы в возрасте.

– Если Лулу была похожа на полицейскую, с которой ты флиртовал в ту ночь, когда я подралась с Джессикой, было бы удивительным, если бы ощущал, – перебила я, мрачно глядя в стену.

– А ты чертовски похожа на ту девчонку, что врала полицейской, будто бы не спала с Филиппом. Врала в лицо, не краснея, хотя у тебя «молоко» еще на губах не обсохло. А как ты пела в суде!.. Я думал, Ральфа после канонизируют! Такой он святой выходил по твоим рассказам.

– К чему ты клонишь?!

– Что ж, я скажу. Только не смей после этого распускать сопли!.. Ты охренительно сладко и складно врешь! Но вот вопрос: с чего ты так воспылала? Словно горящий куст! Хочешь отомстить Филиппу? Ральфу? Мне самому, за то, что не заставил Фила жениться?

– Если бы я хотела кому-то мстить, то просто пошла бы в полицию, чтоб распустить сопли там. Я бы нашла ту твою давнишнюю пассию… Она наверняка тебя не забыла. И я бы рассказала ей все! Про Джесс, про Филиппа, про себя, про Ральфа! Они на свободе лишь благодаря мне!

– А я все ждал, когда в тебе заговорит кровь Симона. Пункт один – продать все еврею. Пункт два – продать еврея в гестапо. Пункт три – получить все свое обратно.

– Вы тут высокоморальные, когда осуждаете моего прадеда! А как оно там было на самом деле? Еврей не просто купил его герб и имя, он даже последнюю фамильную драгоценность, которая не отчуждается, «купил». На каких условиях?!.. Что бы ты сделал, если бы какой-то торгаш заставил тебя продать Штрассенберг? Что бы ты чувствовал, глядя, как он раскатывает на Цезаре? Ты бы не то, что продал его в гестапо, ты бы сам, с ноля, гестапо организовал!

– Твой прадед проигрался, – сухо обронил Себастьян, но по глазам было видно, что именно это он бы и сделал. – Симон был по шею в долгах у того еврея, потому и продал!

– Как и твои сыновья были по уши в долгу у меня! Мы с Филом практически расстались к тому моменту, когда он явился пьяный и стал ко мне приставать! Я говорила, что Джесс не спит, но Филипп не хотел меня слушать! И пальцем не шевельнул, чтобы защитить меня от Маркуса. В то время, как я все сделала, чтоб его защитить! И Ральфа – тоже! И что я получила взамен?

Себастьян не ответил, крутя свой перстень.