Последний сын графа

– Я этого не хотел! Это ты сперва психанул, что ты не единственный, а потом вдруг вообразил, что вы Джесс сгубили. Хотя все что было, только твоя вина. Это ты нажрался и не закрыл дверь!

Филипп махнул на него рукой и отошел на зов матери.

Ральф проводил его взглядом и закрыл дверь.

Он навсегда утратил вкус к вечерам Мариты. Он, вообще не пришел бы, если бы не отец.

Ральф никак не мог взять в толк, что Филипп совершенно не ревнует его к Себастьяну. Будь он его старшим сыном, он никого бы с ним рядом не потерпел. Филипп только пожимал плечами, словно отец утратил для него смысл.

А Ральф преклонялся перед ним. Почти так же пылко, как в детстве, когда слушал сплетни тети с товарками и только воображал тогда, что Себастьян – его отец.

Себастьян платил ему той же привязанностью. Он представлял Ральфа, начиная со слов «мой сын», он спрашивал его мнения, занимаясь финансовыми делами семьи и первому, наравне с Филиппом, показывал лучших жеребят. Родственники, которые в самом начале, в его отрочестве, едва замечали подростка, теперь присылали приглашения на семейные вечера, и дети называли его «сын графа».

И да, он в самом деле был его сын. По вкусам, мировоззрениям и характеру. Они с отцом разговаривали часами! Они обсуждали все: лошадей, строительный бизнес, политику, религию, церковь…

Единственное, чего Себастьян с ним не обсудил, был новый проект «Ребенок».

Ральф провел много часов пытаясь собраться с силами и предпринять хоть что-нибудь, но так и не смог. Он не хотел опять оказаться за стенами Штрассенберга. Невзирая на неясную глухую тоску, Ральф не собирался покидать место, которым бредил всю свою жизнь. Лучше уж смириться, что его девочка уже давно не так девочка, которую Ральф знал и любил. Что она уже взрослая и лишь ей решать, когда она заведет ребенка.

Что толку опять за нее цепляться? Верена все равно его не простит. Она не принимала наркотики, но на сексе торчала даже сильнее, чем Джесс на коксе. И не нужна ей была ни его любовь, ни преданность, ни готовность, если потребуется, отдать за нее жизнь.

Его член, – вот что ее интересовало. А в койке он ее не хотел. По крайней мере, так часто и таким образом.

– «Золотая» молодежь, – пожал плечами Раджа. – Типично… Легкий кайф и дитячья ярость, если кайф не дают. Оставь ее, ты не достучишься.

И Ральф оставил. Хотя теперь, когда объектом ее истеричной привязанности был другой мужчина, его член вставал, как только…

Она входила

Верена:

Когда вода в третий раз остыла, я вылезла из ванны и встала под душ, так и не решившись принять таблетку, которую дал мне Раджа. Даже вынуть из блистера не решилась; такое вот слабонервное я была говно. Совсем, не как Джессика…

В дверь громко постучали.

– Что, мама? – я бросила блистер в кружку со щетками и закрыла шкафчик.

– К тебе пришли! – сказала Мария. – Господин граф!..

Я провела рукой по запотевшему зеркалу и скептически посмотрела в него. Краска давно уже смылась, ресницы и брови пугали пепельной сединой. Без бойфренда, я окончательно на себя забила и большую часть времени проводила в доме. Рыдала в Герцога или собиралась с духом, чтобы самоубиться.

– Скажи ему, что я занята.

– Сказала! – проворчала Мария. – Но он сказал, что он подождет.

– Ну, и пусть ждет, – ответила я. – Принеси ему выпить. Яду!

Я вышла из ванной и тут же столкнулась с гостем.

– Господин граф! – торжественно возвестила Мария и сложила руки перед собой. – С визитом!

Я фыркнула, Себастьян хмуро посмотрел на нее. Без Лизель эта женщина была мне как мать, но все же не могла указывать Себастьяну, как моя бабушка. Она отрывалась, преувеличивая торжественность. Видимо, в память о тех временах, когда мой отец, его брат и граф были еще мальчишками и Мария развлекала их историями о графе Дракуле, герое ее народа.

Не вампире, а господаре.

– Ты так Дракулу представляла туркам? – съязвил Себастьян мягким елейным тоном.

И уставился на Марию, словно в самом деле надеялся, что именно так.

Мария улыбнулась, не выдержав. Он мог вести себя по-мудацки, но его шарму, если уж Себастьян задавался целью пустить его в ход, противостоять было невозможно.

– Ох, Басти! – ответила она укоризненно и, прыснула со смеху, не сдержавшись. – Как скажешь-скажешь! Оставить вас, дорогая? Или не оставлять?

Я молча потрепала ее по плечу и кивнула, не желая отсылать ее на словах, словно обычную горничную.

– Все хорошо…

На кол уже не сажают…

– Ничего не напоминаю? – спросил Себастьян, когда Мария ушла.

Я присмотрелась.

Граф был надушен, выбрит и причесан явно профессиональной рукой. На нем был черный костюм с белоснежной рубашкой, и я подумала: неужто, я устроила тут такой театр, что он заявился в смокинге?

– Сегодня у нас премьера? – спросила я, забыв озвучить первую часть шутки, но Себастьян не возражал.

Я плюхнулась на кровать, вся облезлая, в старом шелковом халате и молча стала обдирать маникюр. Пока мне не хватало духу перестать брить ноги, но я планировала освоить это к зиме.

– Я вроде, сказал тебе, что вечером будут гости, – напомнил Себастьян.

– Я заболела, – сказала я.