Последний сын

Ноль первый подошел к раненному и выстрелил.

***

Телль снова спрашивал себя: что он здесь делает? Может, не приди он сюда, тот раненый пленный остался бы жив. Не приди они сюда со своим миром, была бы жива та девочка на руках у отца. Тысячи людей были бы живы.

Раньше Телль не понимал, зачем нужна война. Почему в мирное время убившего одного человека называли преступником, судили, вешали, а того, кто убил на войне десять человек, награждают, считая героем?

Теперь Телль ненавидел войну. И еще больше — тех, кто ее начал. Ведь они не просто устроили бойню — никому, кроме них, не нужную, — они сами в ней не участвуют. Они живут — спокойно едят, пьют, спят, пока другие из-за них гибнут. Или остаются без крыши над головой, не зная, куда идти.

Телль разбирал вещи убитого пленного. В кармане у него он нашел фотокарточку женщины с девочкой. На оборотной стороне детской рукой было написано: "Папа, вернись живым!"

В батальоне Телля каждый хранил фотокарточки из дома. Родители, жена, дети. Кто-то взял с собой сюда фото друзей. Надписи на обратной стороне фотокарточек были на таком же языке, такими же буквами, как и на фото из кармана убитого пленного.

Телль достал снимок, где он стоял с Финой и Ханнесом. Он никому его здесь не показывал. Положив свое фото рядом со снимком, принадлежавшим убитому солдату, Телль долго смотрел на эти карточки.

Они, добровольцы, совершенно не знали тех, с кем отправились сражаться. А оказалось, что многие люди в этой стране разговаривали на одном с ними языке. И люди здесь отмечали такие же праздники, варили такую же еду, так же грустили, радовались, так же сильно любили своих детей. И боль, горе они чувствовали так же. И у людей этих оказалась такая же кровь. И мучились, и умирали они так же.

Они были совсем не такими, какими их показывали по Нацвещанию — злыми, жадными, дремучими.

И тогда — как вышло, что одни хорошие люди отправились убивать других хороших людей? Что надо было сделать с ними такого, чтобы они оказались способны на это?

Среди людей, которые здесь окружали Телля, он не встретил ни одного законченного негодяя. Тот же Ноль первый спокойно работал до войны столяром на мебельном комбинате. Добрый и отзывчивый, он всегда помогал Теллю, который не мог до конца разобраться с новым оружием, рассказывал ему о своей жене, показывал ее фото.

— Зачем ты его застрелил? — не мог простить ему Телль убитого пленного.

— Я их ненавижу. Ненавижу, понимаешь? — убедившись, что Телль услышал его, Ноль первый продолжил. — Эту власть, которая довела страну, этих депутатов… Раньше я мог спокойно купить с зарплаты себе холодильник, а в последние годы даже на пару ботинок приходилось откладывать.

— Но этот солдат тебе что плохого сделал? Ты ведь его не знал даже.

— Он воюет за них.

Для Телля это был не ответ.

— Если тебе прикажут меня расстрелять? — спросил он.

— Ну и что? Это же приказ.

— Приказ… — повторил Телль. — Скажи: если твоя жена, твои родители погибнут от снаряда наших, именно наших войск, то тогда на чьей стороне ты будешь, Влад? Ты сам знаешь, кто обстреливает ваши города, села… На чьей ты стороне будешь: тех, кого ненавидишь, или тех, кто убил твоих родных?

— Я всегда на своей стороне, — твердо ответил Ноль первый. — А вот ты что здесь делаешь, если так думаешь? Понятно, если б ты был армейским, но доброволец и с такими мыслями…

— Влад, я такой же доброволец, как ты — предатель.

— Я для всех предатель.

— А на самом деле? Для себя?

Ноль первый усмехнулся.

— Странно, что ты вообще со мной разговариваешь. Зовешь по имени… Меня последний раз по имени называли дома.

— Но это же твое имя.

Ноль первый повернул к Теллю голову.

— Папаш, тут война. Тут все по-другому. И мы другие.

Телль долго думал над этими словами Ноль первого. Конечно, тот был прав. А Телль смотрел на происходящее взглядом из мирной жизни. Но ведь именно там, в мирной жизни, остались его лучшие дни — с Ханнесом, с Финой. Там остались они у Ноль первого, капитана и всех, кто оказался в этой войне.

— Ты бы держался от него подальше, Папаша, — посоветовал Теллю про Ноль первого командир.

— Почему, товарищ капитан?

— Ты же сам все видел.

— Вы про пленного?

— Да.

— Товарищ капитан. Застрелить раненого пленного сказали вы.

Командир тяжело взглянул на Телля.

— Папаша, он так же и тебя убьет.

— А вы так же прикажете ему это сделать.

Командир ничего не ответил. Но никаких сомнений на этот счет ни у него, ни у Телля не было.

Городок

В городке, где, наконец, остановился батальон, бойцов разместили по пустым квартирам. Есть они ходили в столовую единственной местной школы. Ни учителей, ни учеников там не было.

Контакты добровольцев с населением не то чтобы запрещались, скорее не приветствовались.

— По мере необходимости, — предупреждал командир выстроившихся в шеренгу бойцов. — А лучше никак.

— Какие же мы тогда освободители? — спросил кто-то с того конца шеренги.

— А вот такие, — ответил командир.