Последний полет орла

Шатобрианы сначала поселились в гостинице «Фландрия», но там же остановились аббат Луи, сохранивший должность министра финансов, и морской министр граф Беньо, которым пришлось делить одну комнату. Тонкая перегородка между гостиничными номерами не гасила звуки громких ссор, причем министров особенно разбирало около полуночи, когда Селесте становилось трудно дышать и Рене сидел рядом, поправляя ей подушки. Луи ругал Беньо дураком, тот припоминал ему сокращение армии из-за нехватки денег и казну, брошенную в Тюильри, аббат стучал стулом об пол… Госпожа де Шатобриан, не терпевшая обоих, задыхалась уже не столько от астмы, сколько от возмущения: она не могла забыть, что в первую годовщину Революции Луи (аббат, имевший сожительницу) исполнял обязанности дьякона на празднике Федерации, помогая Талейрану (женатому епископу), а Беньо, бывший прежде близким советником Люсьена Бонапарта, десять лет пресмыкался перед Наполеоном точно так же, как теперь перед Людовиком XVIII, и вот такие люди при любой власти сохраняют жизнь, богатство и влияние, тогда как честные и порядочные гибнут или терпят нужду! Супруги с большим облегчением перебрались в дом господина ван дер Бриггена на улице Круа, где им отвели целых две комнаты. Там уже жили братья Бертены, у которых снова отняли их детище – «Журналь де деба». В Генте они стали издавать свой «Универсальный вестник», который быстро переименовали в «Универсальную газету», чтобы не путать с парижским. Печаталась эта газета на собственные деньги короля, который помещал там свои ордонансы и прокламации; в редакцию входили также герцог де Блака, Шатобриан, граф де Жокур, временно исполнявший обязанности министра иностранных дел (Талейран застрял в Вене), военный министр генерал Кларк и министр просвещения Лалли-Толендаль.

Газета выходила всего три раза в неделю, и всё же написание статей для неё стало основным занятием Шатобриана, поскольку обязанности министра внутренних дел, которые он исполнял в отсутствие аббата де Монтескью, уехавшего в Лондон, не отнимали у него много времени: переписка с «департаментами», то есть префектами и мэрами «верных городов» внутри Франции, не требовала даже услуг секретаря, строительством дорог и ремонтом мостов Рене не занимался, его должность полномочного посланника в Швеции тоже существовала пока только на бумаге, и, если не считать заседаний Совета за покрытым зеленым сукном столом в кабинете короля, ему было совершенно нечего делать.

О, эти совещания! Они начинались каждый день часа в четыре и продолжались до обеда – шумные, звонкие и пустые. Обменивались последними новостями, спорили, слушая каждый сам себя. Король председательствовал, желая знать мнение каждого. Генерал Кларк, он же герцог Фельтрский, сохранивший связи среди генералов и маршалов Бонапарта, знакомил его величество с новыми назначениями и перемещениями императорских войск; де Блака делился информацией о настроениях в столице, наверняка полученной от Фуше; Лалли-Толендаль, утирая платком пот со лба и слезы с глаз, разражался патриотическими тирадами – еще более раздутыми и напыщенными, чем он сам; король отвечал им всем, пересыпая свою речь цитатами из Овидия и Горация… В основном делили шкуру неубитого медведя – обсуждали, как поступить после возвращения с теми, кто поддержал Бонапарта и служил ему, причем де Блака и Кларк занимали самую непримиримую позицию, а Шатобриан возражал им. Само возвращение не ставилось под вопрос; много говорили о необходимости предотвратить иноземное вторжение и позволить французам восстановить династию своими руками. Между тем немногие маршалы, сохранившие верность королю, один за другим покидали Гент: Бертье выхлопотал себе позволение уехать в Бамберг, к жене и детям; Виктор, затравленный глупыми шутками, отправился в Ахен, даже Мармон перебрался в Брюссель…