Последний полет

Иссейю швырнуло на камни. Спину пронзила страшная боль, как будто позвоночник переломился пополам. И тут появились руки. Они тянулись из развороченных недр холма, омерзительными пальцами процарапывая себе путь на поверхность. Пальцев было по три, по шесть или даже по семь на одной руке; одни извивались, словно бледные распухшие дождевые черви, другие почти не гнулись из-за твердых, как ореховая скорлупа, струпьев. Единственное, что было у них общего, – это черная кровь, сочившаяся сквозь лопнувшую кожу.

Кровь и неутолимый голод, гнавший их наверх.

Пальцы впивались в эльфийку, разрывая на ней одежду, и, пока Иссейю затягивало все глубже, из искореженной магией земли начали выныривать уродливые головы. Генлоки, гарлоки, крикуны с прижатыми к лысому черепу острыми ушами, – порождения вылезали наружу, вгрызаясь во все, до чего могли дотянуться. Иссейя бешено отбивалась. У остальных Стражей дела шли не лучше, а у некоторых – и намного, намного хуже. Джорак лежал неподвижно, окруженный отвратительными, вырастающими из-под земли руками. Грязь и камни вокруг были залиты кровью из рваной раны на шее.

В двадцати футах от него Фелисса отчаянно пиналась, пытаясь высвободить ноги из мертвой хватки порождений. Стрелять из лука лежа было бесполезно – стрелы падали, не причиняя порождениям никакого вреда. Рука гарлока, торчащая рядом с головой лучницы, молотила по земле огромным булыжником, намереваясь попасть в Фелиссу. Пока гарлоку удалось размозжить череп лишь одному из своих внезапно вынырнувших вблизи сородичей, но булыжник продолжал яростно подниматься и опускаться, неумолимо приближаясь к цели.

О том, где находилась Лисме, можно было догадаться по ярким вспышкам. Она выпускала в порождения один огненный шар за другим, совершенно не заботясь о собственном спасении. В ее волосах плясали зеленые язычки пламени, почти все бусины, украшавшие сеть, лопнули. Чешуйки, блестевшие на щеках, скукожились и облетели. На коже уже не было живого места – она превратилась в обожженную черно-красную оболочку. Но Лисме собиралась стоять до конца.

Остальных Иссейя не увидела, но в этом и не было надобности. Глядя на Лисме, Иссейя вдруг почувствовала прилив сил, которых хватило на то, чтобы дотянуться до Тени, зачерпнуть энергии и, зажмурившись, поразить тварей, увлекающих ее вниз.

Прогремел взрыв, взметая в воздух комья земли и обломки камня. Осколок врезался ей в лоб, и эльфийка громко вскрикнула. По лицу заструилась кровь.

Но главное, взрыв отбросил от нее порождений, чего она и добивалась. Иссейя с трудом поднялась на ноги и побежала вниз по склону, на бегу вытирая рукавом лоб и непрошеные слезы, розовыми ручейками бегущие по щекам.

Вдруг она услышала хлопанье крыльев и подняла голову.

Грифоны спешили на подмогу. Сорокопут, птица Данаро, серый грифон с черными полосами на морде, промчался над эльфийкой и спикировал. Иссейя не знала, где Данаро, – как только все завертелось, она потеряла его из вида, но Сорокопут прекрасно видел, где упал его наездник. Громко крича, грифон приземлился и принялся расшвыривать гарлоков и генлоков вокруг Данаро, разрывая их в клочья клювом и когтями, едва порождения успевали показаться из-под земли.

Путник, грифон Фелиссы, кинулся вниз и уже через мгновение был возле лучницы. Одно лишь движение когтистой лапой – и оторванная рука с булыжником презрительно отброшена в сторону. Когти второй сомкнулись на талии Фелиссы, Путник забил громадными крыльями, пытаясь взлететь, но не смог: все вокруг качалось и бурлило, а для взлета грифону необходима твердая опора.

Тут тряхнуло с новой силой. Часть склона, по которой бежала Иссейя, провалилась, пласт земли быстро заскользил вниз, увлекая с собой упавшую на колени эльфийку. Ревас, видя, что ничем не может помочь своей наезднице, кружила над ней, издавая пронзительные, полные ярости и отчаяния крики.

Та сторона холма, где в это время беспомощно бился Путник, треснула пополам. Трещина ширилась на глазах, словно гигантское чудовище разевало голодную пасть, затягивая все живое и неживое в свою бездонную глотку. Грифон бешено сопротивлялся, рвался вверх, неистово хлопая крыльями, но спасения от чудовища не было. Порождения, выныривающие отовсюду, кидались на прекрасную птицу, впивались в нее когтями и зубами, вырывая куски золотистого меха вместе с плотью.

Сорокопуту пришлось чуть легче. Схватив Данаро одной лапой, он скользил по склону, пытаясь набрать скорость, необходимую для взлета. Грифон был ранен, а перья вокруг клюва почернели от скверны. На мгновение взгляд птицы задержался на Иссейе. «Ты летаешь с нами столько лет и до сих пор сомневаешься в нас?» – прочла она в янтарных глазах.

У грифонов нет защиты против скверны. С самого начала их приучают к тому, что клевать порождения тьмы нельзя. Некоторые Стражи перед битвой даже надевают на своего грифона железный намордник, если не уверены, что урок крепко усвоен. Скверна, попавшая в кровь, изуродует птицу и снаружи, и изнутри, превратив ее в отвратительное, лишенное разума создание.