Последний парад

Даля сидела прямо, точно проглотила аршин, — учительницы умеют так сидеть, когда чем-нибудь недовольны. Конечно, она ведь предупредила папу, чтобы он помалкивал. Зато Юстик во все глаза смотрел на папу. По-моему, он ему понравился. А я не могла оторвать глаз от пустых стульев, на которых когда-то сидели люди, бесследно исчезнувшие из жизни.

— Юстик, — сказала Даля, — и ты, Танечка, пейте чай, а то он остынет.

Юстик тут же послушно стал пить чай. А мне почему-то захотелось стукнуть его ногой под столом, но я сдержалась: боялась, что испорчу папе настроение. Еще я подумала, что неплохо было бы опрокинуть чашку на стол, чтобы поднять панику в этом чинно-благородном семействе.

— Даля, у вас не найдется вина? — вдруг спросил папа.

Даля ответила, что вино у них есть, и хотела встать, но папа опередил ее, подошел к буфету сам и привычно открыл его.

Он достал вино, поставил его на стол, затем снова вернулся к буфету, принес рюмки, заметив: «Я взял старые», — расставил их. Сначала около стульев Эмильки, Марты, священника, потом всем остальным и в таком же порядке налил вино.

— Когда-то я делал это вместе с Мартой, — сказал папа, обращаясь к Бачулису. — Помнишь?

Бачулис кивнул в ответ. И за столом снова наступила тишина. Она была такая тихая, что невозможно было ее нарушить. Но Даля это сделала совершенно спокойно: ударила Юстика кулаком по спине и снова сказала, чтобы он не сутулился.

Папа встал, взял рюмку и сказал:

— Вспомним.

И все, подчиняясь ему, подняли рюмки, А я взяла свою рюмку и подумала: «А может быть, именно из моей рюмки когда-то пила вино Эмилька». И мы выпили. Правда, прежде чем мы выпили, Даля успела шепнуть Юстику: «Не ней до конца». Юстик опустил свою рюмку, а я посмотрела на него как надо и выпила свою до дна, до самой последней капли.

— Мы сегодня отверженные, — сказала Даля нам с Юстиком. — Они сейчас далеко от нас. — Она ждала, что кто-нибудь поддержит ее и начнет доказывать противоположное, но все промолчали.

— Значит, это все-таки было, — сказал папа. — Кто-нибудь жив из тех, кто был с нами в то время?

— Лайнис, — ответил Бачулис.

Лично я этого имени никогда не слышала в папиных рассказах, но папа сразу вспомнил.

— Как же, у него была маленькая пекарня на углу Витавтаса. Мы всегда брали там хлеб Лайнис вечно торчал возле наших окон.

— И до сих пор сохранил эту привычку, — сказала Даля, — подойдет, поговорит, а в дом не заходит.

— А помнишь?.. — спросил папа.

— Берите варенье, — перебила его Даля. Она решила, конечно, отвлечь папу от воспоминаний, она боялась за своего мужа. — Пятрас, брусничное.

— Ах да, — сказал папа. Наконец он вспомнил, о чем его просила Даля.

Папа протянул ей со своего конца стола, из другого мира, розетку. Сейчас никому не хотелось ни варенья, ни чая.

— Эти ягоды мы с Миколасом собирали, — сказала Даля; одновременно она все время следила за Юстиком, — Юстик, ты опять сутулишься. Посмотри, как сидит мама… Мы их собирали в прошлом году. Осенью. Он тогда потерял мою кофточку, и мы долго ее искали. Так и не нашли.

— А помнишь, как мы познакомились? — спросил папа у Бачулиса и, не дожидаясь ответа, сказал нам: — Он вырезал в школьном парке на скамейке инициалы Эмильки.

— Ты и это не забыл? — удивился Бачулис.

— Сторож схватил его за шиворот и потащил к директору. — Папа оживился. — А я подскочил к нему и крикнул: «Хорошо будет, если я сейчас схвачу вас за шиворот?» От неожиданности он выпустил Миколаса, и мы убежали.

— Какой позор! — притворно возмущаясь, сказала Даля. — Вырезать инициалы на скамейке. Юстик, не бери никогда пример с отца.

Юстик посмотрел на меня и покраснел.

— Подумаешь, — сказала я. — Сережка Волков из параллельного вырезал мои инициалы у нас в лифте. Вот это была драма!

— А зачем? — в разговор вступил сам Юстик.

Боже мой, он к тому же, этот Юстик, был совсем наивное дитя!

— Это ты его спроси, — сказала я.

Он тут же уткнулся в свой чай. Снова все помолчали, разговора у нас не получалось, прыгали, как зайцы с одной кочки на другую.

— А как ваши? — спросил Бачулис.

— Спасибо, — ответил папа. — Сестра вышла замуж. Мама живет с ней.

Бачулис хотел что-то сказать другое, но перехватил взгляд Дали и спросил снова самую обыкновенную вещь, что-то насчет папиной работы.

— Работой я доволен, — сказал папа. Ему стало скучно, он уже тяготился этим чаепитием. — Весь мир исколесил… Знаю двадцать три способа заварки чая.

И он про чай! Варенье, чай, варенье. Можно подумать, что это более важные вещи, чем то, что за этим столом стоят три пустых стула и трех человек, которые должны были на них сидеть, нет в живых.

— Любопытно, — сказала Даля (это, конечно, по поводу двадцати трех способов заварки чая).

— А ты как? — спросил папа у Бачулиса. — Вообще?

— Ничего. Я ведь ветеринар. Со зверьем проще, чем с людьми.

— А варенье немного засахарилось, — сказала Даля. — Хотите, положу свеженького? Юстик?

— Положи, — согласился Юстик.

«Ну и тип, — подумала я. — Просто недоросль. Толстокожий».

Даля встала, чтобы достать другое варенье. Положила своему необыкновенному Юстику и сказала:

— А тебе, Танечка? Клубничное… Сладкое…