От соседей донеслись громкие проклятия:
— Чтоб у тебя детей и могила не был!
Это кричала Манана. Наверняка она сидела у буржуйки со своей самокруткой и гневно грозила кулаком Гитлеру. От ее самодельной папиросы в темноту с треском летели искры. Сделанный из кленовых листьев табак стрелял, как будто в него был добавлен порох.
Оказалось, к бомбардировкам можно привыкнуть. Нет, «привыкнуть» — неправильное слово. Просто Таня заледенела в этом горе, голоде и холоде, чтобы не сойти с ума. Но когда из радиотарелки раздавалась мелодия горна и диктор объявлял: «Отбой воздушной тревоги!» — она чувствовала облегчение каждой клеточкой своего тела.
В часы затишья по радио передавали репортаж про юную сборщицу автоматов. Девочка сообщила звонким голосом, что собрала их уже больше тысячи для фронта:
— А теперь послушайте все, как стреляет мой автомат!
В громкой автоматной очереди пронеслась такая веселая ярость, что Таня остро позавидовала этой девочке, которая была всего на два года старше ее. Она тоже хотела бы работать и быть нужной. Ведь если человек ничем не занят, он пропадает.
Таня с Майкой уже пытались устроиться на работу. Знакомые девочки со двора рассказали, что трудятся в артели «Штампожесть» и получают за это рабочие карточки на хлеб. Им доверили штамповку. «Это совсем не сложно, — говорили девочки, — только следует быть внимательной, когда подсовываешь жесть под пресс. А то без руки можно остаться. И надо наштамповать как можно больше заготовок, ведь ты работаешь для фронта». Вместо прежних сковородок и чайников артель теперь производила кружки для бойцов Красной Армии.
Таня тогда сразу принялась мечтать, как будет работать в «Штампожести». Конечно, к огромному прессу ее не подпустят. Зато она сможет сбивать деревянным молотком остатки припоя. Старшие девочки объясняли, что это такие металлические бородавочки и заусенцы, которые появляются, когда к банке припаивают ручку и она становится кружкой.
Таня уже представляла, что расскажет об этом папе в письме на фронт и он будет гордиться дочкой, которая делает такую важную работу. Отец как раз написал недавно, что наливает кипяток в кружку и, согреваясь им на морозе, вспоминает домашние чаепития за накрытым скатертью столом.
Но в «Штампожести» Тане и Майе отказали, едва взглянув на их метрики.
— Вам даже тринадцати нет. Подрастите немного, тогда и приходите! Легко сказать — подрастите…
К счастью, Таня и Майка пока учились в школе. Пусть и занятия там были не каждый день. И в классе было так холодно, что чернила замерзали. (Людмила Михайловна попросила приносить с собой карандаши.)
Еще девочки ходили за водой на Галерный Ковш. Они волокли санки с кастрюлями среди сугробов. Кто бы мог раньше подумать, что санки, предназначенные для веселого катания с горок, станут главным городским транспортом? На них теперь возили не только воду, деревяшки, тюки с вещами, но и людей — пока живых и уже мертвых.
Девочки медленно шагали мимо пней, которые еще летом были шелестевшими деревьями, мимо темных окон, мимо груд кирпича и мусора. Эти груды — все, что осталось от когда-то теплых семейных гнезд. Опустевшие деревянные дома были разобраны на растопку.
Вытоптанная в снегу дорожка вела к проруби. В самые первые дни Майка, набирая воду, выронила ковшик.
— Упустила ковш на Ковше, — вздохнула она.
Ледяная вода обжигала и лишала чувствительности руки. В них вообще невозможно было что-то удержать. Казалось, что они сейчас превратятся в ледышки и отвалятся. И девочки стали привязывать свои ковшики к пальто. Они осваивали маленькие хитрости, учась выживать.
Сначала много воды расплескивалось по дороге домой.
Как бы аккуратно ты ни тащила санки, она плескалась и плескалась, проливалась, почти сразу замерзая и добавляя гладкости ледяному катку, уже залитому другими водовозами.
Как-то девочки увидели, что один мужчина вез свою воду в цинковой детской ванне. Положенные в нее деревянные бруски останавливали волну. Мужчина показался им настоящим изобретателем. Но у девчонок-то — кастрюли. Тогда они тоже стали изобретательницами, придумав накрывать их полотенцами. Вода после этого не так сильно расплескивалась.
В тот раз подруги вышли из дома ночью. На улице была глухая черная тишина. Лишь скрипел под валенками снег. Девочкам предстояло занять очередь в булочную. Больше пойти за хлебом было некому: Манана болела, мама дежурила.
Карточки и деньги лежали у Тани во внутреннем кармане. Этот карман пришила мама, отрезав кусок от старой фланелевой рубашки. Он вдобавок был застегнут на булавку. Приходилось быть осторожной. Около булочной околачивались плохие люди. Они могли отнять карточки или хлеб. Полученную пайку Таня тоже собиралась нести за пазухой. Кусок будет небольшой, но приятно тяжелый. Это потому, что хлеб сыроват.
Еще у Тани и Майки на пальто было приколото по «светлячку». Так называли фосфоресцирующие значки. Люди их носили, чтоб не налететь друг на друга в темноте. Будь то ночь или раннее утро, какая разница. Ты вытягиваешь вперед руку и не знаешь, на что наткнешься.