Последний Кот в сапогах.Повесть о дружбе и спасении в блокадном городе

Татьяна Петровна улыбнулась. Обязана ли она объяснять чудеса, которые случаются вопреки самым умным и здравым рассуждениям? Петя в лучшем случае заскучает, а в худшем — решит, что у бабушки «крыша поехала». Нет, пусть эти переживания останутся нетронутыми. Не надо вытаскивать их наружу. Они не для ушей, даже если это уши любимого внука.

Таня тоже не понимала в те дни, что творилось у нее внутри. Что-то говорило ей, чтоб она не сдавалась. Этот голос зависел от тела и в то же время был сильнее его. Иногда он становился совсем тихим, Таня его едва слышала. Но он каждый день заставлял девочку выбираться из-под одеяла в темноту и холод…

Коля объяснял, что это просто чувство самосохранения. Но этот же голос сказал Тане, что не следует убивать Рыжика и что нельзя брать чужой хлеб. «Может, этот голос и есть моя душа, — думала Таня. — Если души нет, как меня учили, почему я чувствую ее?»

— Петенька, у каждого своя история. А у нас получилось, как у Кота в сапогах. — В глазах Татьяны Петровны мелькнул лукавый огонек. — На следующее утро Рыжик впервые принес домой мышку.

Петя от удивления даже ударил себя по коленке.

— Неужели начал охотиться?

— Да. Он положил мышь перед кроватью, где спали мы с мамой, гордо подтолкнул лапой в нашу сторону, словно говоря: не переживайте, беспомощные мои, я вас прокормлю… А через день принес двух мышей и уложил плотно рядом, хвостиками в одну сторону — наверное, для красоты…

Иногда спасение выглядит очень буднично: это всего лишь рыжий кот, который приносит тебе свою добычу. Сам голодный, грязный, с ввалившимися глазами, с шерстью в колтунах, казалось бы, не годный ни на что, он, как умеет, сохраняет твою жизнь.

Сначала Таня и мама не были уверены, есть ли мышей.

Но мыши оказались не такими противными. Мама варила их целиком. Рыжик сидел рядом, терпеливо ждал свою порцию. Он вообще никогда ничего сам не брал со стола. Ел то, что добывал на охоте, или то, чем его угощали.

Кот мужал. В нем было не признать прежнего доверчивого и игривого Рыжика. Он старался не попадаться на глаза людям. Кто знает, сколько раз ему удавалось спастись от них бегством? Он стал сдержанным. Не хотел, чтобы его долго гладили. Лишь короткое «мя-а»: я здесь, хозяйки, мне не до нежностей. Что меня зовете? Вы в порядке?

Смирновы ничего не могли ему теперь дать. А он отдавал им все. Но мышей становилось меньше, они тоже вымирали от голода. А крысы, наоборот, плодились, потому что были хитрее и выносливее, отличались бесстрашием и бегали стаями.

Сергей Иванович встретил одну такую наглую крысу на кухне. Укусив его, она выхватила кусочек лепешки, который он держал в руке. Рана долго гноилась.

Однажды случилось невероятное: Рыжик притащил сразу трех крыс. За один день. Первая была крупная, вдвое больше остальных.

На ее шее застыла маленькая капля крови. Видимо, мамаша вела своих крысят на новое поселение и имела неосторожность угодить в засаду к Рыжику.

Так и повелось. Два-три раза в неделю Смирновы обнаруживали поутру на самом чистом и видном месте в комнате то мертвую мышь, то крысу. Сбылось предсказание тети Шуры о знатном крысолове…

— Крысятина! Фу! Это ж гадость! — не сдержался Петька.

— И вправду гадость, — в тон ему ответила бабушка. — Надо нам было что-нибудь повкуснее Рыжику заказать. Курочку там или зайчатинку…

Петька, хоть и посмеялся над ее шуткой, был смущен. Легко рассуждать, когда сидишь в тепле и сытости. Ему, ни одного дня в своей жизни не голодавшему, трудно было представить: как это бывает, если вся еда исчезла. Он уже несколько раз напрягал воображение. Но реальность сразу успокаивала его, напоминая о недоеденных сладостях из Елисеевского, о заставленной сырами и колбасами витрине в супермаркете за углом, о бабушкином холодильнике с полными полками и отяжелевшей от бутылок с молоком, кефиром и соками дверцей.

Даже если у него получилось бы наконец представить мир без еды, это будет нечестно. Потому что все равно через час-другой его потянет к этому полному холодильнику. Он выберет что-нибудь вкусненькое и вдобавок попросит у бабушки сладкого чаю.

— Петя, мы же не в сказке жили. Рыжик приносил, что мог, — напомнила внуку Татьяна Петровна. — Не отравились, не заразились, и слава Богу…

Тревожный стук метронома повторялся несколько раз на дню, но больше не хотелось бежать в бомбоубежище. Таня оставалась в постели: что будет, то будет. За окнами поднимался гул — это гудели корабли, заводы и фабрики. Предупреждая о налете врага, пронзительно выли сирены. Потом ненадолго наступала тишина. И начиналось…

Каждый звук был понятен. Тяжелый рев — это летели немецкие бомбардировщики, их ни с чем нельзя было спутать. Моторы наших истребителей звучали в совсем другом тембре… Тявкающие хлопки — это стреляли наши зенитки. На брусчатку со звоном падали осколки их снарядов. И вдруг свист — глухой удар в землю. Ох, где это? Дом заходил ходуном, затряслась кровать, где-то разбились оконные стекла. Рыжик от страха спрыгнул на пол, а Таня свернулась в комок под одеялом. Они услышали удар — значит, бомба их не убила, они живы.