В Инткоме Карапчевский налил воду из чайника в стакан и одним глотком выдул целый стакан. Я последовал его примеру. От Никиты Максимовича мы узнали, что полиции ещё не было и что наместник сегодня снова не может принять Карапчевского, потому что он снова в отъезде.
— Зато первый зам примет, — сказал Никита Максимович.
— Хоть кто-то, — сказал Карапчевский. — Тогда я сейчас в Дом наместника, а потом — в гимназию. А тебе придётся сидеть здесь, Никита.
Никита Максимович пожал плечами. Было забавно наблюдать, как этот великан смиренно подчиняется Карапчевскому. Я был уверен, что он не двинется с места, пока Карапчевский не разрешит. «Бульдог интеграции». Нет, это не насмешка, это уважение и почтение.
— А мне с вами? — спросил я.
— Конечно! — сказал Карапчевский. — Помните, что я говорил? Смотрите и думайте.
В Доме наместника я тоже раньше никогда не был. Коридоры здесь как будто продолжали коридоры префектуры. Те же дорожки на полу. Те же высокие потолки. Та же лепнина на стенах. Те же лестницы с широкими деревянными поручнями, которые нельзя было обхватить. Та же женщина с нарисованным лицом — только в два раза старше. Тот же портрет первого консула — только не поясной, а в полный рост.
Первый заместитель наместника встретил Карапчевского так же радушно, как и префект. Мне он точно так же едва кивнул. Я не обижался на такое презрительное отношение. Эти люди в моей иерархии стояли намного ниже Карапчевского. Доверие Карапчевского для меня было важнее.
Мы прошли мимо огромных напольных часов в виде пирамиды и сели за такой же, как у префекта, Т-образный стол.
— Очень жаль, что наместник уехал, — сказал первый заместитель.
Он производил впечатление сонного человека: полуприкрытые веки, вялая улыбка.
— Мне тоже очень жаль, — сказал Карапчевский. — А когда я смогу его застать?
— Александр Дмитриевич, может, я чем-то помогу? Многого не обещаю, но всё, что в моей власти…
— Мост, — коротко сказал Карапчевский.
— Какой мост?
— Мост через реку Ергу. Сколько можно ездить на пароме? Город с этим связываться не хочет — дорого. Наместник обещал ещё пять лет назад, что мост будет.
— Обязательно будет. Строительство начнётся в следующем году. Да вы сами зайдите в провинциальное строительное управление, там всё подробно разъяснят.
— Не ожидал. Столько лет тянули, тянули.
— Тянули, тянули и вытянули, — весело сказал первый зам. — Меня и самого это волновало. Я же потомственный строитель. Я полгорода застроил. Действительно, смешно, что в нашем мегаполисе приходится использовать паром, как в глуши. Ещё чем могу помочь?
— Я бы хотел побывать на Карском полуострове.
— Пожалуйста! Обеспечим хоть завтра.
— Ловлю на слове.
— Хоть завтра, хоть через неделю, хоть каждую неделю, когда хотите. У руководителя Интеграционного комитета есть свои привилегии. Вы хотите на буровые?
— Да, буровые, трубопровод. Но для начала — природный резерват на Юраке.
Мне показалось знакомым это название — Юрак. Что-то из учебника географии.
— Это ведь совсем другая область, — сказал первый зам. — Или вы теперь и медведей защищаете?
— Там используется труд кхандов. Хотел проверить, нет ли нарушений закона.
— Вы везде видите нарушения. На Юраке нет и не может быть нарушений. Группа академиков заявила, что в этом месте устраивать резерват нельзя. Наши биологи утверждают, что обязательно нужно. Пока мы заморозили организацию на неопредёленный срок. Знаете, эти великие умы нас совсем измучили. И деньги есть, и желание, а вот такая заминка.
— Значит, мне там нечего делать, — сказал Карапчевский. — Тогда только буровые.
— Принято, — сказал первый зам. — Вот видите, как всё просто. Зачем по каждой мелочи беспокоить наместника?
— Такая у меня работа, — сказал Карапчевский. — Беспокоить.
— Если не возражаете, я сам с удовольствием с вами слетаю.
— Не возражаю, конечно.
— Север — наша молодость! — сказал первый зам. Его веки поднялись, глаза засверкали. — Вы не застали той воистину грандиозной эпохи. Вам не понять. Я же полсевера застроил!..
Выйдя из Дома наместника, мы пешком направились к Первой гимназии.
— Молодость он вспомнил… — пробормотал Карапчевский, но продолжать не стал.
Двухэтажная гимназия была выкрашена в яркие бело-синие цвета. От шума улиц её отгораживал знаменитый парк, где Майя и Наташа провели детские годы. На постаменте у ворот высился знаменитый глобус, о котором Майя и Наташа прожужжали мне все уши. Сам глобус давно потемнел, позеленел, но оба полюса сверкали от постоянных прикосновений.
Карапчевский остановился у глобуса и задумчиво погладил южный полюс. Потом встал на цыпочки и дотянулся до северного. Он оглянулся на меня и подмигнул. Я не стал гладить полюса. Эта примета работала только для гимназистов и выпускников.