Последний единорог

— Ваше Величество,. — произнесла она, хотя не раздалось ни звука. Потом услышала шелест усмешки за спиной и обернулась к Королю. Поверх кольчуги он был закутан в серый плащ, по голова оставалась непокрытой. Черные линии на лице показывали, где по жесткой коже скользили ногти времени, но на вид он выглядел крепче, чем его сын, — и более дико.

— Ты слишком быстра для того, что ты есть, — сказал он, — но медленна для того, чем ты, я думаю, была. Говорят, что любовь ускоряет мужчин, но замедляет женщин. Я быстро поймаю тебя, если ты будешь любить еще сильнее.

Ничего не ответив, она улыбнулась ему. Она никогда не знала, как нужно отвечать этому бледноглазому старцу, которого видела очень редко — если вообще не считать его каким–то единственным движением по краю того одиночества, что она делила с Принцем Лиром. Но латы уже подмигивали в глубине долины, и она слышала топот усталой лошади, со скрежетом спотыкавшейся о камни.

— Ваш сын возвращается домой, — молвила она. — Давайте посмотрим на него вместе.

Король Хаггард медленно подошел к ней и встал рядом у парапета, но крошечной блестящей фигурке, ехавшей домой, уделил не более мимолетного взгляда.

— Нет же, воистину, какое отношение имеем я или ты к Лиру? — спросил он. — Он вовсе не мой — ни по рождению, ни по владению. Я подобрал его там, куда его положил кто–то другой. Я всегда думал, что никогда не был счастлив, и у меня никогда не было сына. Сначала это было довольно приятно, но быстро умерло. Все вещи умирают, когда я их подбираю. Я не знаю, почему, но так было всегда — кроме одного, самого дорогого владения моего, которое не остыло и не потускнело, пока я его берег, кроме единственной вещи, которая когда–либо принадлежала мне. — Все его мрачное лицо вдруг вспыхнуло внезапным голодом, как захлопнувшаяся ловушка. — И Лир не поможет тебе найти эту вещь. Он никогда и не знал, что это такое.

Без предупреждения весь замок запел, как отпущенная струна: это зверь, спавший в его корнях, заворочался всем своим тяжким весом. Леди Амальтея легко поймала равновесие, уже успев хорошо привыкнуть к таким сотрясениям, и светло произнесла:

— Красный Бык. Но почему вы думаете, что я пришла украсть у вас быка? У меня нет королевства, чтобы его беречь, у меня нет и желания ничего завоевывать. Что мне с ним делать? Сколько он ест?

— Не насмехайся надо мною! — отвечал Король. — Красный Бык принадлежит мне не больше, чем мальчишка, он не ест, и его невозможно украсть. Он служит любому, у кого нет страха — а у меня страха не больше, чем покоя.

И все же Леди Амальтея успела заметить, как предчувствия скользят по длинному серому лицу и торопливо прячутся в тенях бровей и впадинах между костями.

— Не насмехайся надо мной, — повторил он. — Зачем ты притворяешься, будто забыла цель своего странствия, а я должен напомнить тебе о ней? Я знаю, зачем ты пришла, а ты великолепно знаешь, что у меня это есть. Бери его тогда, бери, если сможешь взять, — но не смей тогда сдаваться! — Все его черные морщины встали на свои лезвия, словно ножи.

Подъезжая к замку, Принц Лир пел, хотя Леди Амальтея еще не могла расслыщать слов. Она спокойно сказала Королю:

— Мой Лорд, во всем вашем замке, во всем вашем царстве, во всех королевствах, которые Красный Бык еще может принести вам, есть только одно, чего я желаю. Вы сами только что сказали мне, что он вам не принадлежит, и вы не можете его мне отдать — или оставить себе. Чем бы ни было то, чем вы больше всего дорожите, но если это самое дорогое — не он, то я желаю вам радости обладания этим чем–то. Доброго дня вам, Ваше Величество.

Она направилась к лестнице, уводившей с башни вниз, но Король встал у нее на пути, и она приостановилась, смотря на него глазами, темными, словно следы копыт в снегу. Серый Король улыбнулся, и странная доброта к нему на мгновение остудила ее, ибо ей внезапно представилось, что они с ним как–то похожи. Но потом Король сказал:

— Я знаю тебя. Я почти узнал тебя сразу же, когда увидел на дороге — когда ты еще шла к моей двери со своей кухаркой и своим шутом. С тех самых пор в тебе нет ни одного движения, которое бы тебя не выдавало. Поступь, взгляд, поворот головы, вспышка горла, когда ты дышишь, даже то, как ты стоишь совершенно неподвижно — все это мои шпионы. Ненадолго ты заставила меня недоумевать — это правда, и я по–своему за это благодарен. Но твое время прошло.

Он через плечо глянул в сторону моря и вдруг шагнул к парапету с юношеской безумной грацией.

— Наступает отлив, — сказал он. Подойди и посмотри. Иди сюда. — Он говорил очень мягко, но его голос вдруг схватил нотки плача уродливых птиц на берегу. — Подойди же сюда, — яростно произнес он. — Подойди, я не трону тебя.

Принц Лир между тем пел:

Буду долго тебя я любить,
Сколь бы долгим ни было «долго».

Ужасная голова, притороченная к седлу, подпевала ему вторым голосом — каким–то басовым фальцетом. Леди Амальтея подошла к Королю.