Последний единорог

— Мне было бы очень приятно, — ответила Молли. — А ты, значит, никогда больше не будешь ездить сражаться с черными рыцарями и скакать сквозь кольца огня? — Она намеревалась слегка помучить его, но, не успев закрыть рта, поняла, что ей было бы немного жаль, если бы так и вышло в действительности, поскольку приключения сделали его намного привлекательней. Он значительно сбросил вес, а помимо этого вокруг него теперь витал какой–то мускусный аромат смерти, обычно сопровождающий всех героев.

Принц в ответ лишь покачал головой — он был почти смущен:

— О нет, наверное, я не оставлю этого занятия, — пробормотал он. — Но все это будет уже не напоказ, не для нее. Это сначала все было именно так, но затем спасение людей, разрушение чар, вызовы коварных герцогов на честный бой входят в привычку — трудно перестать быть героем, когда к этому привыкнешь. Вам нравится первое стихотворение?

— В нем, конечно, много чувства, — ответила Молли. — А разве можно рифмовать «цветущих» и «погибших»?

— Да, здесь нужно немного пригладить, — согласился Принц Лир. — Но меня больше всего беспокоит слово «парадокс».

— Да я и сама но знаю, стоит ли его рифмовать с «передовой»…

— Нет–нет, я о правописании. Там два «р» и «о» во втором случае или наоборот?

— Мне кажется, что в любом случае — одно «р», — сказала Молли. — Шмендрик, — обратилась она к волшебнику, который как раз сгибался, чтобы протиснуться в дверной проем, — сколько «р» в «парадоксе»?

— Два, — устало ответил тот. — Они однокоренные с «порядком». — Молли черпаком налила ему в миску супа, и он уселся за стол. Его глаза были жесткими и туманными, как нефрит. Одно веко подергивалось. — Я не смогу заниматься этим долго, — медленно вымолвил он. — Дело не в этом ужасном месте и не в том, что приходится все время его слушать — в этом я уже преуспел, — а в том балаганном вздоре, который он часами заставляет меня для него исполнять, а в прошлый раз — и всю ночь напролет. Я был бы не против, если б он требовал настоящего волшебства или хотя бы простых колдовских фокусов, но ему постоянно нужны только кольца и золотые рыбки, карты, шарфики и шнурки — то же самое, что было в Полночном Карнавале. Я так не могу. Больше не могу.

— Но это как раз то, ради чего он тебя взял, — запротестовала Молли Грю. — Если бы он хотел настоящей магии, он бы оставил себе старого колдуна, этого Мабрука. — Шмендрик поднял голову и наградил ее взглядом, в котором почти сквозило веселье. — Я не это имела в виду, — поспешила оправдаться она. — А к тому же, до того, как мы найдем ту дорогу к Красному Быку, о которой говорил кот, осталось уже недолго.

На последних словах она понизила голос до шепота, и они оба метнули быстрые взгляды в сторону Принца Лира. Но тот скорчился на табуретке в углу, где, очевидно, писал новое стихотворение.

— Газель, — бормотал он, постукивая карандашом по губам. — Мадмуазель, цитадель, асфодель, филомель, параллель…

Он выбрал «карусель» и лихорадочно зачиркал карандашом.

— Мы никогда не найдем этого пути, — спокойно сказал Шмендрик. — Даже если кот сказал тебе правду — в чем я сомневаюсь, — Хаггард позаботится о том, чтобы у нас никогда не было времени на изучение черепа и часов. Как ты думаешь, почему он каждый день нагружает тебя все большим и большим количеством работы, как не для того, чтобы не давать тебе рыскать и вынюхивать в большом зале? Как ты думаешь, почему он, не переставая, заставляет веселить себя карнавальными трюками? И почему он в самом начале взял меня на место колдуна? Молли, он знает — я в этом уверен! Он знает, что она такое, хотя пока не совсем в это верит. Но стоит ему в это поверить — будь спокойна, он поймет, что нужно делать. Он знает. Иногда я вижу это у него на лице.

— Подъем стремленья и упад утраты, — сказал Принц Лир. — И горечь тамти–памти–паты. Стаккаты, купаты, зарплаты. Ч–черт.

Шмендрик перегнулся через стол:

— Мы не можем оставаться здесь и ждать, пока он нанесет первый удар. Единственная наша надежда — это бежать, бежать ночью, возможно, морем, если мне удастся раздобыть где–нибудь лодку. Королевские всадники будут смотреть в другую сторону, а ворота…

— Но остальные! — тихо вскрикнула Молли. — Как мы можем уйти, когда она пришла в такую даль, чтобы найти остальных единорогов, и мы знаем, что они здесь? — И все же одна крохотная, нежная, предательская ее часть внезапно преисполнилась желанием убедиться в том, что их поход не удался. Она знала это и рассердилась на Шмендрика. — Ну, а как насчет твоей магии? — спросила она. — Как насчет твоего собственного маленького странствия? Ты и от него хочешь отказаться? И она так и умрет в человеческом обличье, а ты так и будешь жить вечно? С таким же успехом ты мог в тот раз отдать ее Быку.

Волшебник осел на место, и лицо его стало таким же белым и смятым, как пальцы прачки.