Пока Джек Дзингли отворачивался, бормоча что–то себе под нос, Шмендрик неуверенно прочистил горло и произнес:
— Я бы забрал свою шляпу, если вы не возражаете.
Гигант вылупился на него своими буйволиными глазками, начинавшими наливаться кровью, и ничего не ответил.
— Мою шляпу, — уже тверже попросил Шмендрик. — Один из ваших людей взял мою шляпу, и с его стороны было бы мудро вернуть ее.
— Мудро, а? — наконец хрюкнул Джек Дзингли. — А кто же ты такой, если знаешь, что такое мудрость?
Вино все еще плескалось в глазах Шмендрика.
— Я — Шмендрик–Волшебник, и меня плохо иметь своим врагом, — объявил он. — Я — старше, чем выгляжу, и менее дружелюбен внутри, чем снаружи. Мою шляпу.
Джек Дзингли рассматривал его еще несколько мгновений, а потом отступил к своему коню и уселся в седло. Он подъехал к ожидавшему Шмендрику и остановился от него на расстоянии, едва ли превышавшем толщину бороды.
— Н–ну, — прогремел он, — если ты волшебник, то сделай что–нибудь хитрое. Покрась мне нос зеленым, набей мне седельные сумки снегом, исчезни мне бороду. Покажи какое–нибудь волшебство — или же собственные пятки. — Он вытащил из–за пояса заржавленный кинжал и, злобно присвистывая, показал его волшебнику, придерживая пальцами за острие.
— Волшебник — мой гость, — предупредил Мэр, но Шмендрик торжественно произнес:
— Очень хорошо. Пусть же она тогда будет на твоей голове.
Удостоверившись краем глаза, что молоденькая девушка наблюдает за ним, он указал пальцем на команду огородных пугал, что скалилась за спиной своего главаря, и произнес что–то в рифму. В то же мгновение его черная шляпа вырвалась из рук человека, державшего ее, и медленно поплыла по темневшему воздуху, молчаливая, словно сова. Двум женщинам стало дурно, а Мэр сел на свое место. Разбойники кричали детскими голосами.
Вдоль всей городской площади проплыла шляпа волшебника — до самой канавы, из которой пили лошади, а там нырнула и зачерпнула воды. Потом, почти невидимая в сгущавшихся тенях, она поплыла обратно, совершенно очевидно нацеливаясь прямиком на немытую голову Джека Дзингли. Тот закрылся руками, бормоча:
— Н–не, не, у–убери ее… — И даже его собственные люди захихикали в предвкушении. Шмендрик торжествующе улыбнулся и щелкнул пальцами, чтобы ускорить продвижение шляпы.
Но шляпа, приблизившись в своем полете к главарю разбойников, начала вдруг изгибаться по какой–то непонятной траектории — сначала постепенно, потом все более резко забирая в сторону стола, за которым сидели Советники. Мэру хватило времени только на то, чтобы вскочить на ноги прежде, чем шляпа удобно уселась ему на голову. Шмендрик вовремя пригнулся, но парочку близсидевших Советников все–таки слегка обрызгало.
В том реве смеха, который поднялся в своем добровольном разнообразии, Джек Дзингли нагнулся в седле и подхватил Шмендрика–Волшебника, который тем временем пытался скатертью насухо вытереть пускавшего пузыри Мэра.
— Я подозреваю, что тебя вызовут на бис, — проревел гигант волшебнику в самое ухо. — Тебе лучше всего поехать с нами.
Он швырнул Шмендрика лицом вниз поперек седельной луки и галопом поскакал прочь, сопровождаемый своей потрепанной когортой. Их фырканье, хрюканье и рыгание еще долго висели над площадью после того, как звуки копыт затихли вдали.
К Мэру уже бежали люди, спрашивая его, надо ли бросаться в погоню, чтобы спасти волшебника, но тот покачал мокрой головой и ответил:
— Я думаю, едва ли это необходимо. Если наш гость — тот, за кого себя выдает, то он должен достаточно хорошо уметь заботиться о себе. Ну, а если нет — что ж, самозванец, злоупотребивший нашим гостеприимством, не может требовать от нас помощи. Нет–нет, не беспокойтесь о нем.
По его челюстям стекали ручейки, сливаясь на шее в речку, а на животе — в целый поток, но он обратил свой кроткий взор в сторону пастбища, где во тьме светилась белая лошадь волшебника. Та бродила взад и вперед вдоль изгороди, не издавая ни звука. Мэр тихо произнес:
— Думаю, будет только прилично, если мы хорошенько позаботимся о скакуне нашего отбывшего друга, поскольку тот, очевидно, ценил его очень высоко.
Он направил на пастбище двух человек с инструкциями связать лошадь и поместить ее в самое прочное стойло его собственной конюшни.
Но не успели люди дойти до ворот пастбища, как белая лошадь прыгнула через изгородь и исчезла в ночи, будто упавшая звезда. Двое некоторое время стояли там, где остановились, не внимая приказам Мэра вернуться; и ни один из них так никогда и не признался (даже своему товарищу), почему смотрел вслед кобыле волшебника так долго. Но после этого происшествия время от времени они оба вдруг начинали смеяться от удивления посреди самых серьезных мероприятий; и поэтому их стали считать людьми несколько фривольного склада.
V