Последний довод королей

Выпучив глаза, дикарь не успел метнуть копье. Он попытался увернуться от удара мечом, сильно накренился и утянул за собой лестницу. Логен уколол его в подмышку, и варвар, хрюкнув, откинулся назад, выронив копье. Тогда Логен еще раз кольнул его, поскользнулся и чуть не упал в объятия врага. Орлиный Нос потянулся к нему, намереваясь схватить, но Логен врезал ему по лицу рукоятью меча. Вторым ударом выбил несколько зубов, третьим сбросил варвара с лестницы — тот полетел вниз, по пути зацепив приятеля.

— Неси рогатину! — крикнул Логен карлу с мечом.

— Что?

— Рогатину, твою мать!

Карл подхватил длинную палку и кинул ее Логену. Логен выронил меч и, поймав рогатину, уперся раздвоенным концом в лестницу, навалился всем весом. Карл подоспел на помощь, и вместе они сумели оттолкнуть дрожащую лестницу. Над стеной возникло удивленное лицо дикаря. Он увидел рогатину. Увидел, как Логен и карл со злостью навалились на неё. И сорвался с лестницы, полетевшей вслед за ним на головы остальных.

Чуть дальше к стене приставили другую лестницу; дикари уже лезли вверх, прикрываясь щитами от камней Красной Шапки и его парней. На участке Доу варвары перебрались через стену, и он слышал доносившиеся оттуда звуки боя. Логен прикусил окровавленную губу, размышляя, идти ли ему на помощь, и решил не делать это. Прежде всего он нужен здесь.

Он поднял меч Делателя, кивнул карлу, что помог оттолкнуть лестницу, и перевел дух. Логен ждал, когда дикари снова полезут на стену, а кругом люди сражались, гибли и убивали.

Демоны в мокром и холодном, залитом кровью аду. Прошло всего четыре дня, а ему казалось, что он торчит на стене вечность. Словно и не уходил с Севера.

Мало было Ищейке трудностей, так еще и дождь зарядил.

Сырость — худший враг лучника. Кавалерии — тоже не в радость, но ее-то, сидя на башне, можно не опасаться. Луки скользили в руках, тетивы растянулись и ослабли, оперения отсырели. Стрелять сделалось трудно. Дождь сводил на нет все преимущества и до конца дня грозил свести на нет оборону. Над воротами трудились трое здоровенных ублюдков: двое рубили створки топорами, а третий пытался вбить кол в отверстия, чтобы использовать его как рычаг и отодвинуть бревна, закрывавшие створки.

— Если их не снять, они обрушат ворота! — хрипло прокричал Ищейка.

— Угу, — сказал Молчун, тряхнув мокрой головой.

После немалого числа мычаний и указаний от него и Тула, Ищейка повел своих людей на стену и выстроил их вдоль скользкого парапета. Шестьдесят воинов стояли хмурые, вымокшие, поливаемые дождем. Шестьдесят влажных луков были опущены вниз, тетивы натянуты до скрипа, стрелы нацелены в сторону ворот.

— А теперь все разом!

Тетивы защелкали почти одновременно. Стрелы полетели вниз, отскакивая от стены, вонзаясь в мокрое дерево створок и в землю, где еще недавно был ров, превратившийся в лужу грязи. Выстрелы получились не точными, но если не можешь взять меткостью, бери кучностью и количеством. Дикарь справа выронил топор, получив три стрелы в грудь и одну в ногу. Дикарь слева поскользнулся и рухнул набок, отполз в сторону в поисках укрытия. Стрела попала ему в плечо. Третий — с колом — упал на колени и тщился выдернуть стрелу, что угодила ему в поясницу.

— Отлично! — крикнул Ищейка. Больше к воротам никто не рвался.

Дикари все лезли по лестницам, но в этих стрелять никто не решался — можно было запросто убить и своих, в такую-то непогоду. Ищейка стиснул зубы от бессилия и без особого толку выпустил стрелу в толпу варваров. Они ничего не могли сделать. Стены — работа Трясучки, Доу и Красной Шапки. Стены — работа Логена.

Раздался дикий грохот, как будто небо обрушилось на землю. Все вокруг залило ослепительным светом, время словно замедлилось, каждый звук отдавался эхом. Логен покачнулся, будто во сне, меч выпал из онемевших пальцев. Падая, он ухватился за зубец.

Двое мужчин дрались из-за копья, дергали за него, пытаясь отобрать друг у друга, а Логен не мог понять: для чего? Длинноволосый воин принял удар дубиной по щиту, замахнулся секирой и, оскалившись, подрубил ноги нападавшему дикарю. Люди дрались повсюду, мокрые и изгвазданные в грязи, объятые яростью, все в крови. Битва? На чьей он тогда стороне?

Логен почуствовал, как в глаз со лба потекло что-то теплое, и провел рукой по лицу. Красные от крови, пальцы сделались розовыми под дождем. Кровь. Кто-то огрел его по голове? Или это сон? Память о давнишнем бое?

Он развернулся за мгновение до того, как дубина какого-то волосатого ублюдка обрушилась на него и расколола череп, словно яичную скорлупу. Логен перехватил запястье врага обеими руками. Время вдруг потекло быстро-быстро, вернулся шум; в голове пульсировала боль. Он откинулся на парапет, глядя в грязное, бородатое и очень злое лицо нависшего над ним дикаря.