— Не дело. Впрочем, лучше в штаны надуть, чем без башки остаться.
И то правда. Вест, разумеется, слышал о поединках северян. Мальчишки в Инглии постоянно рассказывали друг другу страшные истории о них, но как все происходит на самом деле, Вест не знал.
— Как это происходит?
— Сначала расчищают круг земли, вдоль границы которого становятся щитники. Половина с одной стороны, половина с другой. Они не дадут бойцам покинуть круг до конца поединка. Кого убили, тот проиграл… если, конечно, победитель не соизволит проявить милосердие. Сегодня, впрочем, шансов на это практически нет.
И это — правда.
— На чем бьетесь?
— Каждый приносит в круг что-нибудь, что угодно. Потом раскручивают щит, и победитель выбирает оружие по вкусу.
— То есть, тебе может выпасть биться оружием соперника?
— Такое случается. Я убил Шаму Бессердечного его же мечом, а меня пронзили копьем, которое я принес на бой с Хардингом Молчуном. — Он потер живот, будто в брюхе у него проснулась боль от старой раны. — Хотя напороться на свое копье — не больнее, чем на чужое.
Вест задумчиво погладил себя по животу.
— Да.
Они некоторое время просидели в молчании.
— Хочу попросить тебя об одолжении.
— Говори.
— Возьмешь со своими друзьями щиты за меня?
— Мы? — Вест моргнул и глянул в сторону карлов, что стояли в тени Карлеона. Их тяжелые круглые щиты казались неподъемными. — Ты уверен? Я такого сроду в руки не брал.
— Может, и так, но ты хотя бы знаешь, на чьей ты стороне. Среди северян много тех, кому я не доверяю. Кое-кто из них до сих пор не решил, кого ненавидит больше — меня или Бетода. Хватит и одного такого, чтобы пихнуть меня, когда надо подтолкнуть или дать мне упасть, когда надо бы поддержать. И все закончится. Для меня уж точно.
Вест выдохнул, надув щеки.
— Сделаем, что сможем.
— Вот и хорошо. Хорошо.
Дальше они сидели молча. Луна тем временем спускалась за черные холмы, за черные деревья, постепенно тускнея.
— Скажи, Свирепый, ты веришь, что человек должен платить за содеянное?
Вест резко посмотрел на Девятипалого, и в его мозгу родилась внезапная мысль, что северянин имеет в виду Арди или Ладислава, или, может, обоих. Впрочем, нет, Девятипалый имеет в виду собственные грехи. О таких любой заговаривает, дай ему шанс. Глаза его блестели не укоризненно, а виновато. Каждому есть чего стыдиться, от чего не уйти.
— Может быть. — Вест прочистил пересохшее горло. — Порой я в этом не уверен. Все мы жалеем о каких-то поступках.
— Да, — согласился Девятипалый. — Наверное.
Молча они смотрели, как на востоке рождается заря.
— Пошли, вождь! — прошипел Доу. — Какого хрена ждем?
— Еще не пора! — сплюнул в ответ Ищейка. Он отодвинул мокрые от росы ветки и взглянул на стену, что стояла в сотне шагов, по ту сторону луга. — Слишком светло. Подождем, пока эта хренова луна опустится ниже, и вот тогда побежим.
— Темнее не станет! Мы перебили уйму людей Бетода, и оставшихся он расставил по стене. Стена длинная, людей мало — дозор из них, как из грязи — дубина.
— Хватит и одного…
В следующее мгновение Доу уже несся по лугу, открытый для взоров каждого, словно кучка дерьма — на заснеженном поле.
— Дерьмо! — беспомощно выдохнул Ищейка.
— Угу, — ответил Молчун.
Оставалось сидеть и ждать, пока Доу истыкают стрелами. Ждать, пока на стене не забьют тревогу, не запалят факелы, и вылазка отправится коту под хвост. Тем временем Доу преодолел остаток подъема и скрылся в тени под стеной.
— У него получилось, — произнес Ищейка.
— Угу, — ответил Молчун.
Удача вроде улыбнулась Доу, но Ищейка не спешил радоваться. Предстояло провернуть тот же трюк, а везло ему всегда меньше, чем Доу. Он посмотрел на Молчуна — тот лишь пожал плечами, и вдвоем они выбежали из рощи на луг. Ноги у Молчуна были длиннее, и вскоре он, топая, вырвался вперед. Почва тут была много мягче…
— А! — Ищейка по щиколотку утонул в грязи и рухнул лицом в жижу. Поднялся, хватил ртом воздух и, спотыкаясь, пробежал остаток пути. Мокрая и холодная рубаха липла к телу. Остановившись, он присел под стеной на корточки и принялся выплевывать траву и грязь.
— Никак споткнулся, вождь? — ухмыльнулся в тени Доу.
— Ты, безголовый ублюдок! — прошипел в ответ Ищейка, чувствуя, как в груди разгорается гнев. — Нас из-за тебя могли порешить!
— Еще успеют.
— Т-ш-ш-ш. — Молчун поднял руку, призывая к молчанию.
Ищейка прижался к стене; тревога быстро погасила гнев. Наверху тем временем послышались голоса, мелькнул отсвет лампы. Ищейка ждал, но больше звуков — кроме дыхания Доу и биения собственного сердца — не услышал. Часовые прошли мимо, и снова стало тихо.
— Скажи еще, что это не разогрело кровь в жилах, вождь, — прошептал Доу.
— Нам повезло, что разогретая кровь из нас не хлещет.
— Что дальше?
Скрипя зубами, Ищейка утер грязь с лица.
— Дальше — ждем.
Логен встал, отряхнулся и вдохнул полной грудью холодный воздух. Ждать больше не было смысла — солнце встало из-за горизонта. Оно, может, еще не выглянуло из-за дома Скарлинга, но края башен Карлеона уже позолотило. Окрасило розовым брюшины облаков, а небо — бледно-голубым.