Последний дон

— Конечно, буду, и тебя мне будет недоставать, — промолвила Афина. — Но, в конце концов, я делаю то, что считаю правильным, а не представляюсь героиней из фильма. — В голосе ее прозвучала улыбка, словно эта мысль ее позабавила, а затем Афина добавила невыразительным тоном: — Я хочу, чтобы она любила меня, вот и все, чего я хочу.

Поцеловав друг друга на прощанье, они разошлись по отдельным спальням.

Назавтра утром они отвезли Бетани в клинику. Афине было нелегко проститься с дочерью. Обнимая девочку, она плакала, но Бетани ничуть не прониклась ее чувствами. Оттолкнула мать и приготовилась оттолкнуть Кросса, но он вовсе и не собирался ее обнимать.

На мгновение Кросса охватил гнев на Афину за то, что она так беспомощна перед дочерью. Наблюдавший за этим доктор сказал Афине:

— Когда вы вернетесь, вам придется пройти очень серьезную выучку, чтобы иметь дело с этим ребенком.

— Я постараюсь вернуться как можно быстрее, — сообщила Афина.

— Вам незачем торопиться, — заверил доктор. — Она живет в мире, где время попросту не существует.

Во время полета обратно в Лос-Анджелес Кросс и Афина сошлись на том, что он отправится в Вегас и не станет провожать Афину до Малибу. Это был единственный ужасный момент за все путешествие. Добрых полчаса Афина была сломлена своим горем и плакала, не говоря ни слова. Потом успокоилась.

При расставании она сказала Кроссу:

— Мне жаль, что мы так и не занялись любовью в Париже.

Но Кросс понимал, что эти слова — простая любезность. В это самое время одна мысль о близости была для нее отталкивающей. Сейчас Афина, как и ее дочь, спряталась от окружающего мира в свою скорлупу.

В аэропорту Кросса встречал большой лимузин, за рулем которого сидел солдат из охотничьей хижины. На заднем сиденье был Лиа Вацци. Лиа сразу закрыл стеклянную перегородку, чтобы водитель не слышал разговор.

— Детектив Лоузи наведывался ко мне снова, — сообщил он. — Следующий визит станет для него последним.

— Проявляй терпение, — сказал Кросс.

— Симптомы мне знакомы, уж в этом ты мне поверь. Тут что-то другое. Команда из анклава в Бронксе перебралась в Лос-Анджелес, и я не знаю, по чьему приказу. Я бы сказал, что тебе нужны телохранители.

— Пока нет, — возразил Кросс. — Ты собрал свою команду из шести человек?

— Да. Но эти люди не станут действовать против Клерикуцио напрямую.

Вернувшись в «Занаду», Кросс нашел там записку от Эндрю Полларда, полное личное дело Джима Лоузи, оказавшееся весьма интересным чтивом. И кое-какие сведения, давшие основания для немедленных действий.

Кросс взял из кассы казино сто штук, сплошь сотенными купюрами. Сказал Лиа, что им предстоит поездка в Лос-Анджелес. И добавил, что водителем должен быть сам Лиа, чтобы больше никого с ними не было. Показал ему записку Полларда. Они вылетели в Лос-Анджелес на следующий день и взяли напрокат машину, чтобы поехать в Санта-Монику.

Фил Шарки подстригал газон перед домом. Выбравшись из машины вместе с Лиа, Кросс назвался другом Полларда, нуждающимся в информации. Лиа внимательно изучил лицо Шарки. Затем вернулся обратно в машину.

Фил Шарки выглядел не так впечатляюще, как Джим Лоузи, но достаточно грозно. Кроме того, на его лице было написано, что годы службы в полиции подточили его веру в род человеческий. В нем чувствовалась неусыпная подозрительность и серьезность манер, присущие лучшим полицейским. Но он отнюдь не чувствовал себя счастливым.

Шарки пригласил Кросса в дом — настоящую хижину, внутри все выглядело запущенным и потрепанным; заброшенный вид жилища, где нет места ни женщине, ни детям. Первым делом Шарки позвонил Полларду, чтобы убедиться в личности посетителя, потом без каких-либо любезностей — предложения сесть или выпить — заявил:

— Валяйте, спрашивайте.

Открыв портфель, Кросс извлек пакет с сотенными бумажками.

— Здесь десять штук. Это всего лишь за то, что вы согласились на этот разговор. Но разговор предстоит не такой уж короткий. Как насчет пива и местечка, чтобы присесть?

Лицо Шарки расплылось в ухмылке. «Он приветлив на курьезный манер, хороший партнер как фараон», — подумал Кросс. Шарки небрежно сунул деньги в брючный карман.

— Вы мне нравитесь. Вы умны. Вы знаете, что языки развязывают деньги, а не чушь собачья.

Они сели за круглый столик на заднем крыльце хижины с видом через Оушн-авеню на песчаный пляж и море и потягивали пиво из бутылок. Шарки похлопал себя по карману, словно хотел убедиться, что деньги все еще на месте.

— Если я услышу правильные ответы, — поведал Кросс, — последует еще двадцать штук сразу после разговора, затем, если вы будете держать язык за зубами насчет моего визита сюда, я загляну к вам еще через два месяца со следующими пятьюдесятью штуками.

Шарки ответил ему ухмылкой, но теперь в ней мелькнул намек на озорство.

— Через два месяца вам будет наплевать, кому я скажу, не так ли?

— Да, — подтвердил Кросс.

Теперь Шарки стал серьезен.

— Я не скажу вам ничего такого, что может навлечь обвинения хоть на кого-нибудь.

— Ну, тогда вы не знаете, кто я на самом деле, — заметил Кросс. — Может быть, вам лучше позвонить Полларду снова.