– Есть контакт! – четко, по-военному откликнулся Сын Бога, чиркая минусом по длинному носу крупье.
Джордж резко дернулся, распахнул свои черно-сливовые с поволокой глаза и, глядя как бы в никуда и обращаясь как бы ни к кому, с тоскою спросил: «
– Хороший вопрос –
–
–
–
Как по заказу, над ними плавно пронесся серебристый аист, неся в клюве светло, беззаботно хохочущего младенца.
Светила луна, шелестел ветерок, стрекотали кузнечики, квакали лягушки – ничто, казалось, не предвещало конца света.
– Контакт, не расслабляться! – стряхнув с перьев минутное оцепенение, отчаянно скомандовал попугай.
Поплевав (для лучшей электропроводимости!) на клемму, Иннокентий напрямую подключился к замшелой мочке правого уха покойного.
Тут Джордж прямо ожил…
261 …Добро и Зло внешне спокойно дожидались полуночи.
Что Они там внутри себя испытывали – знали только Они!
В любом случае их хладнокровие вызывало у собравшихся трепет и восхищение: ведь часы за их спинами показывали – соответственно, 23:54 и 23:55…
– Пять минут, пять минут… – зевая, пробормотал Сатана, как бы без подтекста (хотя подтекст явно был!).
Бог, понятно, молчал – с заклеенным скотчем ртом не больно поговоришь!
– Полагаешь, успеют? – спросил Сатана таким тоном, точно речь шла о погоде на завтра или, по меньшей мере, на послезавтра.
На длиннющем столе между тем, как вживую, в объемном трехмерном изображении возникли наши неунывающие герои во главе с Джорджем (наконец он ожил!), отплясывающие на берегу древний армянский национальный танец сиртаки.
– Ладно, брат, пообщаемся, что ли, напоследок, как бывало, без свидетелей! – предложил телепатически Сатана.
– Валяй! – недолго подумав, телепатически согласился Бог.
– А признайся без фарса, так ли уж
– Не будь руки связаны – возможно, получилось бы и лучше! – согласился Бог.
– Одни людишки чего только стоят! – усмехнулся Черт.
– Люди, на мой вкус, получились особенно хорошо! – скромно заметил Бог.
– После всего, что было, ты готов повторить –
– Именно, что после всего, что было, Я говорю:
…Братья, заметим, не стали вдаваться в детали и уточнять, на что намекал Сатана, говоря «
– А как же страдания, Брат? – не удержался от упреков Сатана. – А муки рождения? а муки взросления? а муки любви? а муки творчества? а муки постижения? а муки осознания, что все было напрасно? а, наконец, смертные муки?
– А как же Мои страдания, Брат? – на все это возразил Бог.
– Четыре минуты, четыре минуты! – в сердцах отмахнувшись от брата, зло констатировал Сатана, нервно поигрывая по столу, как по роялю, тонкими, чувственными, обглоданными пальцами (хотя, возможно, то были не пальцы!)…
262 …Звезды на небе, нарушив привычный порядок, показывали точное время: 23:57.
Всласть натанцевавшись, трое и попугай с радостными криками «по коням!» запрыгнули в геликоптер и стали будить и тормошить командира-пилота, чтобы тот поскорее взлетал.
К общему разочарованию, воздушный извозчик оказался мертв – во лбу у него третьим глазом зияла огромных размеров кровавая дыра, а в безвольно повисшей руке дымился многозарядный кольт.
По всему походило, нанаец покончил с собой навсегда.
– Странно, обычно нанайцы не склонны к суициду! – задумчиво заметил Конфуций не без сожаления…
263 …Сатана (как когда-то родитель!) вскочил на двутрон, сверкающим взором окинул всех, собравшихся поглазеть на апокалипсис, и грозно воскликнул «братья и сестры!» – отчего тяжеленная сводчатая крыша замка улетела, подобно бумажному змею, за гору Хермон, а мощные крепостные стены распались, как сделанные из картона.
Шестьсот тысяч миллиардов мужчин и женщин, рожденных когда-либо и никогда, с перепугу попадали – кто на колени, а кто вообще ниц, мордами об асфальт.
Для любителей видов и панорам можно предположить: с высоты пяти – семи тысяч метров открывалась величественная картина – царский двутрон с восставшим Сатаной (и опущенным Богом!) на вершине скалы и неохватные взором скопища людей всех времен и вероисповеданий.
– Вот только вот этого не надо, попрошу! – поморщившись и побелев, в бешенстве простонал Сатана. – Новые, Черт побери, Я сказал, наступают времена!
– О-о, но-новые време-мена-а-а! – скатился с небес заикающийся рык старой серебряной медведицы, повидавшей всякого на веку.