– Я тоже устал, – признался Иннокентий и улыбнулся, кажется, впервые за эти дни. (Он понимал, что после всего пережитого она, конечно же, нуждается в Его ласке и сочувствии!)
«Как хорошо-то!» – с благодарностью подумала Маруся, прижимаясь щекой к возлюбленной груди.
Да и Он неожиданно ощутил, что Ему не так одиноко.
Оба они, похоже, в эту минуту чувствовали и мыслили в унисон – и помалкивали: что-то им изнутри настоятельно подсказывало, что слова только портят…
235 …Иногда эта жизнь преподносит сюрпризы, каких не представить во сне и уж точно не придумать!
Некто, двое с носилками – мужчина размером с кукурузный огрызок и женщина ростом с коломенскую версту! – шли мимо наших героев с ношей, покрытой армейским брезентом.
Облаченные в многофункциональные комбинезоны цвета апокалипсиса, в новеньких скрипучих яловых сапогах до колен, со шпорами, с комиссарскими папахами на головах и марлевыми повязками на лицах – они и при беглом обозрении наводили на мысль о воистину неисповедимой фантазии Творца.
(То были, как правильно вы догадались, единоличный владелец всех в мире бань, парилок, цирюлен и прачечных Захар Полусын с супругой Зоей, бывшей дешевой прикладбищенской проституткой по прозвищу Сельдь Астраханская!)
– Лэди, гляди-ка! – роняя носилки на мостовую, в голос, одновременно воскликнули Зойка и Захар (кто им поверит, что они случайно оказались возле наших героев!).
От удара о камни с носилок скатилась чья-то окровавленная голова и, подпрыгнув, как мяч, застыла точно у левой ноги Иннокентия.
– Тварь… – не веря своим глазам, пробормотала Маруся (ее вдруг как током ударило!).
– Я! – радостно крикнула Зойка, призывно раскинув свои коромысла (левой рукой она дотянулась до Южного полюса, а правой – до Северного!).
– Что ли, ты? – все еще сомневаясь, переспросила Маруся.
– На, потрогай, если не веришь! – откликнулась Зойка, откровенно демонстрируя два ровных ряда изумительных зубов из жемчуга, добытого специально для нее на дне океана, у перламутровых, скалистых, отвесных берегов Слоновой Кости.
«Чудеса в решете!»– почему-то припомнила Маруся страшное Зойкино зубьё, сплошь в железных коронках с замками из нержавейки.
– Что было, Маруся, то было! – заразительно и от души засмеялась Зойка (как будто читала ее мысли!).
Они обнялись.
Зойка от чувств прослезилась.
– Кто старое, Лэди, помянет – тому глаз долой! – предложила она, намекая на прошлые обиды.
– Живая, и хорошо… – тоже растроганно пробормотала Маруся, забыв про былые обиды.
– А это кто, муж? – поинтересовалась Зойка, чарующе улыбаясь Иннокентию.
– Не муж, – отчего-то смутившись, выдавила из себя Маруся.
– Бойфренд, как нынче модно? – хитро продолжала допытываться дальняя родственница.
– И не бой, – неожиданно грубо отрезала Маруся (она вдруг впервые за все это время подумала, что и сама толком не знает, кем ей приходится этот странный, застенчивый и немногословный человек с перевернутым лицом, которого она полюбила всем своим существом и для которого, не задумываясь, готова пожертвовать жизнью!).
– Я Марусю люблю, – сообщил Иннокентий, стирая запекшуюся кровь с битой-перебитой головы.
У Маруси, понятно, от подобного признания голова пошла кругом, она едва удержалась, чтобы не закричать и не кинуться на грудь к мужчине (Богу – в ее понимании!), посланному ей, наконец, за все ее страдания!
– Он – супер, Захар! – воскликнула Зойка, зовя в свидетели Полусына.
– Браво! – запредельно высоко пропищал Захар голоском кастрата из всемирно знаменитого хора мальчиков «Regensburger Domspatzen».
– Он любит ее! – повторила Зойка, растроганно сморкаясь в рукав комбинезона, расшитого золотыми нитями высокой пробы.
– Никакого сомненья, что любит! – расслабленно и принципиально согласился огрызок-миллиардер.
– Джордж! Джордж! – еще издали, на лету прокричал попугай.
– Где? Где? – встрепенулась Маруся.
– О, Джордж! – застонал попугай. – О, Судьба, о, Злодейство!..
236 …Несмотря на трагичность момента, все-таки не позабудем воздать должное фантастичности Жизни, рядом с которой бледнеет любая самая безудержная фантазия: голова в руках Иннокентия действительно когда-то принадлежала выдающемуся шулеру всех времен и народов Джорджу А. Капутикяну (хотя не исключено, что именно Джордж А. Капутикян когда-то принадлежал своей бедной, чудовищно деформированной голове!).
– О, ужас, о, рок, о, несчастная доля! – судорожно вцепившись когтями в Марусино плечо, в духе Софокла взывал к небесам попугай. – О, бездна, о, мрак, о, тоска, о небытие!
– Погоди, не ори! – терпеливо и по-доброму урезонивала птицу Маруся (сама же, понятно, захлебываясь от слез!).
– Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало! – витийствовал Конфуций в то время, пока Иннокентий ползал на коленях вокруг носилок, тщась приладить несчастную голову Джорджа к одноименному туловищу (оно-то и не сходилось, как назло, с головой рваными линиями отрыва!).
Внешне Иннокентий выглядел невозмутимо спокойным, но сердце у Него в груди ёкало и сжималось при мысли, что перед ним на носилках туловище другого несчастного существа!