Последний алхимик

Приезд в имение постороннего человека редкость. Анна Петровна со двора приметила, поспешила. Послушник слова Ионы ей передал. Анна Петровна от удовольствия зарделась. Давно не слышала она добрых слов в свой адрес. Осознавала, что не её это заслуга, а Никиты, но послушника не остановила. Кто, в конце концов, владелец имения? Но уже в доме сказала Никите:

– Правильно задумал. У меня руки не доходили. И дёшево обойдётся. Камень и брёвна свои, плотники найдутся.

– Иконы покупать надо, в монастыре иконописная мастерская есть, я видел.

Видел мельком, зато запах киновари и масляных красок учуял. Да, собственно, и тайны в том никакой нет. В монастырях всегда иконы писали, продавали всем желающим. А для монахов и монастыря приработок.

Но с этого дня отношение Анны Петровны к Никите меняться стало в лучшую сторону. К удивлению Никиты, уже через неделю долги стали возвращать. Первым пришёл Тимофей, принёс алтын, или три копейки одной монетой, чрезвычайно гордый собой. Как же, лодку купил, просмолил, сеть забрасывал дважды в день, улов увеличился значительно.

– Барин, ты только алтын возвращённый запиши!

– При тебе сделаю. К тому же я не барин. Владелица дачи Анна Петровна.

– Так ты все дела вершишь, тогда, стало быть, тиун.

– Опять мимо. Тиун – сборщик налогов и хранитель собранного оброка.

– Тогда управляющий.

– Ладно, пусть так.

Никита на бумаге отминусовал алтын. А Тимофей не уходит, шапку бумазейную в руках мнёт.

– Что ещё?

– Семья вся в работе. Рыбу разделывает, солит, вялит. Освободил бы ты от огорода.

– Тогда так решим. Пока последний урожай с огорода не соберёшь, он за тобой. А по осени землю эту заберу.

– А кому отдашь?

– Тебе-то какой в том интерес?

– Сродственник у меня в Старице, человек свободный, разносчик сбитня на торгу. С утра до вечера на ногах, а денег едва хватает семью кормить.

– Ну? – не понял Никита.

– Я ему об тебе обсказал. Таки попробовать хочет.

– Во-первых, я его не знаю, вдруг любитель хмельного либо лентяй? Он прогорит, а мне перед барыней отвечать.

– Головой ручаюсь!

– И что он хочет? Второго рыбака мне не надо, думаешь, рыбы в Нерли неисчерпаемое ведро? Да и цену собьёт тебе.

– Не, он не рыбак, раньше шорником был, навык имеет.

– Так в чём загвоздка?

– Семья у человека, одних детей шесть душ, да бабка старая. Если переедет, где жить?

– Ага, брёвна потребны для избы, разрешение барыни и ссуда?

– Какого суда? – не понял Тимофей.

– Ссуда, это деньги, которые я тебе дал на подъём. Без них много ли ты смог бы?

– Ага, понял. Ты человек учёный, вон какие слова знаешь. Запомню. Так что мне сказать?

– Пусть подойдёт, поговорим.

А Тимофей не уходит.

– Что, ещё один родственник? – усмехнулся Никита.

– Не. Брёвна в лесу рубят для часовенки.

– Есть такое дело.

– Верхушки остаются. Их только в печь можно. Разреши забрать?

– Тебе для чего?

– От веток остругаю, жерди получатся. Из них навес при дороге сделаю. И сам не на солнцепёке, и рыбка не портится.

– Разумно, бери. Когда ты успеваешь рыбу ловить и торговать?

– Тяжело, – вздохнул Тимофей. – Когда сын помогает, когда супружница.

– Пойдём, посмотрим место на дороге. Надо с дальним прицелом. Ты навес поставишь, а другой – лавку. Место нужно. Глядишь – торговый ряд образуется.

– Зачем он мне?

– Э, ошибаешься. Остановится человек, в дороге оголодавшийся, за пирожком к Матрёне подойдёт. А из соседнего навеса копчёной рыбкой так пахнёт, что удержаться сил никаких нет. Купит. Разве тебе копеечка лишняя?

– Ты не торговал ли раньше? Опыт чувствуется.

А ещё через три дня Матрёна пришла, две деньги вернула. Немного, но начало положено. И её деньги на бумаге из долга вычел. Матрёна сопит обиженно.

– Тимохе жерди брать дозволил, а я как же?

– Так он сам попросил, от тебя просьбы не слышал.

– У него навес будет, с прилавком, как в городе. А я вроде нищенки на подаянии.

– А осилишь? Мужская рука нужна.

– Сын сделает, ему уже тринадцать.

Это сейчас тринадцать – ещё ребёнок неразумный. В пятнадцать юношей в дружины брали, новиками, обучали ратному бою. А девушки в эти лета вполне замуж выходить могли.

– Завтра приходи, я с Тимофеем место при тракте выбирать пойду. И для тебя место присмотрим.

– Славно-то как! Буду!

В том, что придёт, Никита не сомневался. Матрёна вдова, сидеть ей не за кем, детей поднимать надо. Жизнь заставила деятельной быть. Никита таких уважал.

С утра на тракт пошли. Ближняя обочина на землях Анны Петровны, а противоположная уже боярину Сыромятникову принадлежит. Нашли место неплохое, с тракта съезд к имению, рядом место подходящее, аршин сто длиной и пять шириной. И лавку поставить можно, и возку или подводе остановиться, не мешая проезду других.

– Тимофей, ставишь здесь, первым будешь. В длину шесть-семь шагов. Матрёна, ты по соседству.

– Он же мне рыбой все пирожки провоняет! Дальше хочу.

– Места хватает, не ссорьтесь. Но строго в одну линию. Тимофей, верёвку натянешь, чтобы ровненько. Во всём порядок нужен.

– Это верно.

На следующий день у крыльца Никиту незнакомый мужчина поджидал.

– Доброго здоровьичка! – поклонился он.

– Родственник Тимофея?

– Он самый. Шорником хочу быть при имении.