Последние обряды (ЛП)

  Они были в двадцати милях от Лестера, направляясь на юг, указатели на аэропорт Ист-Мидлендс только что появились в поле зрения.

  — Сегодня, — сказал Престон, удивив и Эвана, и Уэсли тем, что начал разговор. — Вы оба были довольно приличными. Надеюсь, ты не попадешь в беду из-за того, что ты сделал.

  — Спасибо, — сказал Эван, слегка повернув голову. «Все будет хорошо».

  — Ага, — неохотно сказал Уэсли. "Без проблем." И он почувствовал внезапное ощущение, жгучее и острое, вдоль его руки.

  Крик удивления и боли Уэсли слился с криком из передней части машины, когда Престон плотно прижал открытый край лезвия к артерии сбоку на шее Эвана. Они резко свернули на внешнюю полосу, и водители, которых было больше восьмидесяти, подали предупреждающий сигнал и замигали фарами. — Я только что порезал запястье твоего приятеля, — сказал Престон. — Быстро доставьте его в больницу, и с ним все будет в порядке. Ты тоже." Пока что лезвие едва коснулось поверхности кожи Эвана. «Теперь остановись на твердой обочине. Сделай это сейчас, даже не думай.

  — Не знаю, — сказал Эван вслух, как самому себе, так и всем остальным.

  Кровь текла по пальцам Уэсли, когда он сжимал свое запястье. «Эван, — сказал он, — Христа ради, делай, что он говорит».

  Эван начал разворачиваться без предупреждения и чуть не задел борт грузовика для перевозки скота, мчащегося в сторону Харвича и Хук-оф-Холланд.

  — Держи крепче, — сказал Престон, рука, держащая лезвие бритвы, ничуть не дрожала. «Правильно, притормози. По настоящее время." Прежде чем машина остановилась, он протянул свое запястье в наручниках к Уэсли, лезвие бритвы все еще было приковано к шее Эвана. «Открой это».

  Хотя из-за крови было трудно держать ключ в руках, Уэсли сделал, как ему сказали.

  — Верно, — сказал Престон. «Теперь ключи от машины. Дай их мне. В настоящее время!"

  Эван надолго запомнит то, что он увидел в зеркале, возвращая ключи, и ясность и уверенность в глазах Майкла Престона. А мгновением позже Престон убегал от них, быстро, через поле изнасилования.

  8

  Резник был достаточно близко к Виктория-центру, чтобы заскочить на рынок за чашечкой эспрессо. Два быстрых эспрессо. Он уже спускался по эскалатору к водной скульптуре Эммета, когда зазвонил его мобильный телефон. Звук голоса Миллингтона сразу насторожил его. — Грэм, где ты?

  «Снова на вокзале. Заключенный сбежал на автостраде недалеко к югу отсюда. Категория А».

  «Наша забота?»

  «Наш патч. Кажется, он был на похоронах своей матери.

  — Под конвоем?

  В тоне сержанта не скрывалась насмешка. — Не так, чтобы ты заметил.

  Резник выругался. — Кто-то, кого мы знаем?

  «Престон. Майкл Престон».

  Это было давно, дело Джека Скелтона, а не его, но Резник достаточно хорошо помнил детали. — Кто-нибудь пострадал?

  «Один из тюремных надзирателей, который был с ним. Залатали себя в Королеве. Пал там с ним, держит его за руку.

  «Хорошо, вы знаете упражнение; аэропорты, вокзалы, автобусы, все как обычно».

  "В руке. И я быстро проверил, жены, подруги и тому подобное. Похоже, ближайшая семья у него осталась, его сестра. Я сказал Карлу идти туда, как только он освободится в Бургер Кинге. Посмотрим, что она скажет о себе.

  Резник изменил шаг так, чтобы из Бутса не вышла беременная женщина. — А как же больница?

  — Шэрон уже едет туда.

  — Скажи ей, что я встречу ее там, А и Е. Десять минут. Резник выключил телефон и через Джессопс выехал на Мэнсфилд-роуд в поисках такси.

  Все еще редкость в Силе, не только женщина-детектив, но и чернокожая, Шэрон Гарнетт изо всех сил старалась занять место Линн Келлогг.

  До прихода в полицию в Лондоне она работала и певицей, и актрисой — все стереотипы, как она любила говорить, удивительно, что я пропустила боксера — и впервые встретила Резника в ходе расследования убийства, когда ей было дислоцируется в Линкольне. Оттуда это было сравнительно короткое путешествие на запад через Уолдс.

  Она вошла на территорию больницы недалеко от Университетского парка, вышла и снова вышла, и через несколько минут она уже была внутри и на первом этаже, пробираясь между стульями и скамейками, заполненными ходячими ранеными города: молодыми людьми с бритыми волосами. головы и татуировки, и старики, которые ругались всякий раз, когда называли чужое имя; женщины, которые к настоящему времени могли бы ходить с завязанными глазами, а иногда и ходили с опухшими и закрытыми глазами от чрезмерного плача, от взмаха разгневанного кулака; младенцы, которые выли, и малыши, которые плакали, и дети, которые бегали взад и вперед по проходам, пока тот или иной не поскользнулся, или чей-то гнев не вышел из-под контроля, и слезы, которые, как их предупреждали, закончатся, наконец не прибыли.

  Резник стоял возле справочной, засунув руки в карманы своего бесформенного серого костюма.

  «Третья палата», — ответила встревоженная медсестра на его вопрос, отвернувшись, прежде чем слова вырвались полностью.