Последние Девушки

Я несколько отбиваюсь от ее хватки, продолжая молотить в воздухе руками и рычать. Кровожадная псина, посаженная на цепь. Я останавливаюсь, только когда вижу кровь. Темная и скользкая, она багровеет на руке Сэм. Видимо, я ее ударила. От одной мысли об этом вся ярость куда-то улетучивается.

– Сэм! – ахаю я. – У тебя кровь!

Это ошибка. До меня вдруг доходит, что я смотрю на собственные руки, что это они покрыты кровью. Кровью, которая попала и на Сэм. Той самой кровью, которая стекает с пальцев, которой испачкана моя одежда, горячие капли которой я чувствую на затылке и лице.

Частично она моя. Но по большей части все же нет.

– Сэм? Что случилось? Где ты была?

Не отвечая, она меня отпускает, зная, что я все равно никуда не уйду, и молнией бросается к лежащему на траве человеку. Он лежит на боку, откинув назад одну руку и подмяв телом другую.

Я не в силах смотреть на его лицо, но не в силах и отвести от него глаза. От того, во что оно превратилось. Его заплывшие глаза закрыты. Из разбитого носа сочится кровь, немного более темная, чем вся остальная. Он не двигается. Сэм прикладывает к кровавому месиву на его шее два пальца, пытаясь нащупать пульс. Ее лицо искажает тревога.

– Сэм?

Внутри меня головокружительно кувыркается ужас и отчаяние.

– Он ведь жив, да?

Глаза затуманиваются, очертания Сэм и мужчины, которого я, возможно, убила, то обретают, то теряют четкость.

– Да?

Сэм молчит. Вытирает рукавом куртки то место на его шее, которого она касалась, чтобы уничтожить отметины, оставленные ее пальцами. Поднимает лежащий в траве нож и кладет его в карман. И все так же молча хватает меня и тащит за собой, подальше от этого места, не в состоянии поднять на меня глаза и ответить на мой стон:

– Что я наделала, Сэм? Что я наделала?

19

Мы быстро удаляемся – двое беглецов, уносящихся во мраке прочь. Сэм набросила мне на плечи куртку и теперь то и дело толкает меня в поясницу, подгоняя вперед. Я бегу, потому что не могу не бежать. Потому что Сэм все равно не позволит мне остановиться, хотя мне самой хочется только одного – рухнуть на землю и замереть.

Дышать становится пыткой. Каждый вздох отдается тревожной дрожью во всем теле. Каждый выдох превращается во всхлип. Грудь лопается от нехватки кислорода, отчаявшиеся легкие упираются в ребра.

– Стой! – задыхаясь, говорю я. – Пожалуйста! Я больше не могу.

Сэм лишь толкает меня еще сильнее, принуждая и дальше бежать вперед. Мимо деревьев. Мимо статуй. Мимо бомжей на скамьях. Когда нам кто-то встречается – велосипедист, троица подгулявших друзей в обнимку, – она выходит вперед, загораживая собой мое окровавленное тело.

Останавливаемся мы только на берегу Консерватори Уотер, элегантного пруда, на котором днем дети запускают свои кораблики и смотрят, как те снуют по мелководью. Меня подводят к воде, заставляют опуститься на колени и погрузить руки в воду. Сэм отмывает меня, насколько это вообще возможно, брызгая водой мне на предплечья, на шею, на лицо. По ту сторону пруда точно так же моется какой-то бездомный. Когда он упирается в нас взглядом, Сэм начинает орать, и ее голос подпрыгивает, несясь над водой:

– Что уставился, выродок долбаный?

Он отшатывается, хватает свои огромные пакеты и растворяется во тьме.

Сэм опускает руку, зачерпывает воды и льет ее мне на лоб.

– Слушай, – говорит она, – я думаю, он жив.

Мне очень хочется ей верить, но я не могу себе этого позволить:

– Нет, я его убила, – шепчу я.

– Пульс был.

– Ты уверена?

– Да, – отвечает Сэм, – уверена.

На меня снисходит очистительное облегчение, действующее куда лучше воды, которая продолжает литься на мою кожу, покрытую пятнами крови. Становится легче дышать. Глотка открывается шире, из груди вырывается еще один всхлип – на этот раз благодарный.

– Надо позвать помощь, – говорю я.

Сэм опять опускает мои руки в воду, трет их своими, избавляясь от свидетельств совершенного мной греха.

– Нельзя, Куинни.

– Но его надо отвезти в больницу.

Я пытаюсь вытащить руки из воды, но Сэм не дает мне этого сделать.

– Если мы позвоним в 911, вмешается полиция.

– Ну и что? – отвечаю я. – Я скажу им, что это была самозащита.

– Точно?

– У него был нож!

– Он собирался его использовать?

На этот вопрос у меня ответа нет. Может, в конечном итоге и собрался бы. А может, просто ушел. Теперь уже не узнаешь.

– В любом случае, нож был, – говорю я, не понимая толком, кого хочу убедить, Сэм или себя. – Меня ни в чем не будут обвинять, если об этом узнают.

Наконец она вытаскивает мои руки из воды и поворачивает ладонями вверх, чтобы посмотреть, не осталось ли на них крови. Ее больше нет. Руки бледно поблескивают в тусклом свете.

– Будут, если выяснят, чем мы тут занимались, – возражает она, – если поймут, что мы пытались заманить кого-нибудь в ловушку. И уж тем более если обнаружится, что ты могла спокойно уйти.

Знать об этом Сэм может только в одном случае – если была где-то рядом. Пряталась. Наблюдала за мной с самого начала. Даже видела, как у того парня из кармана выпал нож.

На несколько мгновений эта истина затмевает собой все остальное.

– Ты все видела?

– Ага.

– Ты была там?