Последние Девушки

Я опять задыхаюсь и, сотрясаясь всем телом, хватаю ртом воздух, скребущий по легким. От недостатка кислорода начинает кружиться голова. А может, от шока. Как бы там ни было, мне приходится опереться о каменный бордюр пруда, чтобы не свалиться в воду.

Когда я начинаю говорить, мой голос лопается неровными, резкими взрывами.

– Почему – ты – не – помогла?

– Тебе не нужна была помощь.

– У него был нож, – говорю я, чувствуя, как к горлу подступает горячий ком гнева. Ощущение такое, будто глоток бурбона движется в обратном направлении, пробивая себе путь наверх.

– Ты просто, твою мать, сидела и наблюдала?

– Мне хотелось увидеть, что ты будешь делать.

– Я почти убила человека! Довольна? Ты этого от меня ждала, да? Почему ты не попыталась меня остановить?

– Вообще-то, тебя должен волновать другой вопрос: почему ты сама не попыталась остановиться?

Мне удается встать, отряхнуть от воды руки и зашагать прочь от этого пруда. И прочь от Сэм.

– Куинни, – кричит она мне вслед, – постой, не уходи!

– Я пошла.

– Куда?

– В полицию.

– Они тебя арестуют.

Тон ее голоса заставляет меня остановиться. Она говорит спокойно, как о само собой разумеющемся. Я понимаю, что она права. Где-то в глубине живота поднимается волна паники. Я мотылек, неосторожно полетевший на огонь. Который тут же меня сожрал.

– Был у него нож или нет, копы все равно ничего не поймут, – говорит Сэм, – и увидят в тебе лишь мстительную суку, которая явилась сюда в поисках приключений. Тебя арестуют за нападение при отягчающих. А может и хуже. Это обвинения, от которых тебя даже твой парень не отмажет.

Я думаю о Джеффе, который в блаженном неведении спит всего в паре кварталов отсюда. Это его погубит. Он не имеет к произошедшему ни малейшего отношения, но на это всем будет наплевать. Моей вины с лихвой хватит на то, чтобы уничтожить нас обоих.

Головокружение возвращается, принося с собой жестокую, парализующую ноги дрожь. Я пошатываюсь, не зная, сколько сумею продержаться в вертикальном положении. Сэм продолжает говорить, лишь усугубляя ситуацию:

– Ты, Куинни, опять появишься на страницах уже не одной, а всех газет.

Да, в этом можно не сомневаться. Представляю заголовки: Последняя девушка пустилась во все тяжкие. Джона Томпсон наверняка испытает оргазм.

– От такого уже не отмоешься, – говорит Сэм, – стоит попасть в лапы копам, и твоя теперешняя жизнь кончена.

Эти слова кажутся мне отвратительными, хотя она просто говорит правду. Но я все равно ее ненавижу. За то, что она пришла ко мне, вторглась в мою жизнь, притащила в этот парк. К ненависти примешивается и еще одно, более тяжеловесное чувство.

Отчаяние.

Оно булькает во мне и бросает в пот. На глаза наворачиваются слезы, я чувствую себя такой беспомощной, что хочу рухнуть в пруд и никогда не всплывать на поверхность.

– И что нам теперь делать? – спрашиваю я подавленным от безысходности голосом.

– Ничего, – отвечает Сэм.

– То есть мы просто уйдем из этого парка и сделаем вид, что ничего не случилось?

– Типа того.

Она поднимает куртку, которую я сбросила у кромки воды. Вновь набрасывает ее мне на плечи и подталкивает вперед. Мы направляемся к выходу другой дорогой и на этот раз ступаем осторожно, оглядываясь, не видно ли полиции.

По дороге от Центрального парка до моего дома нам попадается всего несколько человек. Те, кто нас видел, скорее всего, вспомнят двух подгулявших девиц, в обнимку возвращающихся домой. Мой нетвердый шаг только укрепляет эту иллюзию.

Вернувшись, я первым делом иду в гостевую ванную, наливаю воды и сдираю с себя одежду. От обилия крови на ней у меня внутри все переворачивается. Конечно, на том белом платье, в котором я бежала через лес из «Соснового коттеджа», ее было больше, но ненамного. Крови столько, что я, забираясь в ванну, опять начинаю всхлипывать. В воде образуются розовые завитки, немного кружат и наконец растворяются в небытии. Я закрываю глаза и уговариваю себя, что точно так же исчезнет и все, связанное с этой ночью. Цветные пятна быстро сойдут. Парень из парка будет жить. Поскольку у него был нож, он не станет ничего никому рассказывать. И через несколько дней, недель или месяцев все забудется.

Я принимаюсь рассматривать костяшки пальцев и замечаю, что они приобрели жуткий розовый оттенок. В них пульсирует боль, отзываясь в ноге, которой я его забила до полусмерти.

Постепенно возвращаются и другие ощущения, нахлынувшие на меня той же ночью, но немного раньше. Чья-то рука хватает меня за волосы. Я вижу, как Он скрючился на полу и тянется к окровавленному ножу.

Воспоминания.

Не о сегодняшней ночи, а о том, что случилось десять лет назад в «Сосновом коттедже».

О том, что я, как мне казалось, навсегда забыла.

В голове проносится мысль: этого не может быть. Почти все ужасы, произошедшие той ночью, были вырезаны из моего сознания. Но теперь я знаю, что это не так.

Мне удалось кое-что вспомнить.