Читаем Последнее время полностью

И кому именно потребовался трехсмертник, Эйди не сказал. Но Кул и так понял, что хорошему человеку – плохой не станет спасать больных, особенно в землях шестипалых, где болеют почти все, потому что живут в грязных каменных пещерах без земли, неба и смысла.

Кул поймал себя на странном ощущении, сразу двух даже, ни одно из которых не испытывал раньше. Он впервые в жизни рассказывает что-то кому-то второй раз, повторяя примерно теми же словами Эйди и Ош то, что уже рассказал старцам. И он впервые в жизни рассказывает что-то важное – настолько важное, что этим занимались главные люди народа, – чужакам.

Ощущение заставило его замолчать. И тогда заговорил Эйди, охотно и дружелюбно, будто все это время ждал, пока Кул позволит.

Трехсмертник полагается сажать в не тронутой последние два года земле во второе новолуние после весеннего равноденствия, а на второе полнолуние после летнего солнцестояния общипывать выросшие листки и обрезать стебель, чтобы через два дня вырыть. Тогда он особенно пригоден для лекарственных целей, к тому же переносит долгую дорогу и даже – тут Эйди осекся и продолжать не стал. А Кул не стал настаивать на продолжении. Ему-то какое дело. Главное, что он поможет хорошим людям, а никому другому не помешает.

Кому может помешать выращенный и отданный на сторону невзрачный корешок?

Кул сразу двинул было в густую, дальнюю от берега часть Смертной рощи, где заметил тогда Чепи, но Эйди и Ош замерли у малинника и переглянулись. Кул начал растолковывать, что пройдет сейчас по роще разворачивающимися петлями, но Эйди, послушав, предложил подождать, пока он поищет сам.

Письмари, видимо, хорошо знают не только что́ должны доставить, но и как это выглядит, растет и размножается. И не знают преград, понял вдруг Кул, отходя к кустам малины, отчеркивающим Смертную рощу от Перевернутого луга. Похожая линия отделяла рощу от подъема к ялу и называлась спотыкачом. Ни один мары не мог пересечь ее без запинки. Кул мог. Письмари смогли тоже.

Ош, усевшаяся в душной и жидкой малиновой тени, посмотрела на Кула без ласки, но и без раздражения. Кул потоптался рядом и тоже присел, мучительно соображая, как начать разговор.

Спросить хотелось обо всём. О том, откуда Ош. О том, как и зачем живет народ, из которого вышел Кул. О том, может ли Кул правильно жить, находясь в чужом месте. О том, можно ли попасть отсюда в подходящее место, если мешает волшба. О том, какой смысл для людей, живущих степью, небом и подвигами, в жизни, далекой от степи, лишенной подвигов и презрительно не замечаемых небом.

– А можно мне с вами? – спросил он.

– А что ты умеешь? – скучным голосом спросила Ош в ответ.

Кул и сам поскучнел. Он думал, ему скажут, что нельзя, и Кул обидится и откажется помогать дальше. Скажут, что можно, и Кул будет счастлив всю жизнь. Скажут, что за это надо расплатиться чем-нибудь, пусть очень дорогим или трудным, но понятным, и Кул придумает как.

А вопрос Ош просто не оставлял возможностей. Если бы я что-то умел, она и не спросила бы, понял Кул уныло. Нужное умение очевидно. Что я умею? Похлебку варить, сыр катать, с дерева прыгать. То же, что и все, только хуже. Еще похвастайся, что умеешь дышать, есть и гадить.

Ош, однако, смотрела на него, будто вправду ожидая ответа. Или будто выискивая его в лице Кула, складывая из его черт понятный ей узор, который можно прочитать. И узор лица самой Ош тоже становился удивительно знакомым, от него перехватывало дыхание, в носу пахло горькой травой, а переносица заныла и зачесалась. Кул потер нос, и Ош, будто дразнясь, потерла нос точно таким же движением.

Они замерли. Кул понял, что сейчас услышит что-то очень важное и нужное.

И услышал:

– Пшел вон, зараза!

Он вздрогнул, Ош, вскакивая, пнула по траве, и из травы, зашипев, метнулась в сторону крупная бурая куница нахальной птахи Айви.

Куница скользнула, играя пышным хвостом, из стороны в сторону, и замерла чуть поодаль, ощерив зубы и чуть переступая передними лапами. Она была в полном восторге от игры. А Кул – нет. Самому важному помешала, тварь.

И Ош тоже нет – но по иной причине. Она же не хотела никому попадаться на глаза. А Айви уже шла через Перевернутый луг, разглядывая Кула и Ош и делая выводы из их одинаковой одежды.

– Урожая и помощи богов, – начала она издали и продолжила без церемоний: – Кул, ты родню нашел?

Айви остановилась за кустом, и куница длинной темной каплей метнулась к ней, просочившись сквозь неплотный веник малинника без замедления и даже шороха, дважды очень быстро мотнулась вокруг Айви и между ее ног и прыжками понеслась вроде бы прочь, но на самом деле в обход кустов – и снова к Кулу и Ош.

Ош настороженно кивнула, а Кул, стараясь быть небрежным, пояснил:

– Нет, это просто… случайность, наверное. Они Чепи ищут. Чепи так и не объявилась?

Айви мотнула головой, продолжая изучать Ош. Ее, скорее всего, уязвило, что чужеземка после первого беглого огляда перестала обращать на Айви внимание, наблюдая исключительно за стремительным приближением куницы.

– А от Позаная сигнала нет? – уточнил Кул, сообразив, что Айви-то не из-за Чепи переживает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Другая реальность

Ночь
Ночь

Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас. Главный герой Книжник – обладатель единственной в городе библиотеки и последней собаки. Взяв карту нового мира и том Геродота, Книжник отправляется на поиски любимой женщины, которая в момент блэкаута оказалась в Непале…

Виктор Валерьевич Мартинович , Виктор Мартинович

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги