Кошше никогда не пела эту колыбельную мальчику. Она пела ее другому мальчику, забытому навсегда. Возможно, этого мальчика и не было. Не было раньше и не осталось теперь. Теперь, когда все враги сгорели и исчезли, мир стал пустым, свободным от друзей, времени и, значит, необходимости куда-то бежать и торопиться. В этом мире были только Кошше и мальчик. Это был хороший мир, в котором хорошо было спать и хорошо просыпаться.
Кул проснулся и полежал еще немного, выжидая, но больше песен не было. Ни младенческих песен, ни детских томлений, ни глупых сомнений. Было небо. Широкое. Настоящее. Какого он давно не видел – чтобы всё, открытое и беспощадно внимательное.
Оно ждало его. И дождалось.
Он вобрал небо глазами, вдохнул его полной грудью, еще глубже, пока оно не растеклось по нему и не раздавило Кула, глупого отрока, раба, выросшего без мужской руки и женской ласки, раба от ногтей до мозга костей, от имени, означающего просто «Раб», до привычки показывать зубы не чтобы укусить, а чтобы хозяева увидели, как он рад быть рабом. Глупый раб умер, лопнул, растекся и испарился под холодным и пристальным утренним солнцем, и небо вобрало этот пар, сделало его своей частью, позволив увидеть мир таким, каков он на самом деле, – крохотным, понятным и способным меняться под правильным воздействием.
На границе неба и земли с противоположных сторон набухали и разрастались темные полоски.
Не надо было всматриваться в дневную сторону, чтобы различить значки и знамена десяти главных йортов куманской конницы, въезжающей на эту землю впервые за тысячу лет.
Не надо было всматриваться в ночную сторону, чтобы различить знамена и вымпелы дюжины городов и земель на мачтах первых настоящих боевых кораблей союза, впервые за тысячелетия входящих в водную часть Великого пути, которую теперь можно было не делить на Сак, Юл и Рав, а называть единым истинным названием Итиль.
И совсем не надо было всматриваться в копошение в сосновом бору на восходной стороне. Не было ни знамен, ни вымпелов у народа, отказавшегося от собственной земли. Народ без достоинства не заслуживает внимания.
Внимания достойны твой народ, твой враг, бесконечное небо – и земля, бесконечность которой зависит только от тебя.
Акол, покачнувшись, встал под небом, которое наконец его дождалось, и пошел к своим.