Читаем Последнее танго полностью

Ты действительно так сказал. Не потому, что запамятовал, а потому, что обо мне заботился. Ведь не случайно вопросом: «Зачем вы пошли на концерт Лещенко?» – меня мучили следователи. Сама пошла, значит, сама виновата, а вот если бы по твоей инициативе знакомство случилось, то у меня появлялся шанс стать жертвой. Тогда вместо расстрела – двадцать пять лет без права переписки. Но я настаивала на своем: пошла сама. И это была правда. В тот день, 5 июня 1942 года я подходила к театру с одной мыслью – сейчас увижу мировую знаменитость.

Володя уже ждал. Забрал у меня аккордеон, и я налегке, в добром ожидании чуда, переступив дверной порожек служебки, шагнула в неизвестность. В зале было человек двадцать, кто-то из них даже поздоровался со мной, позвал подсесть. «Наверное, наши из консерватории», – подумала я. Но к ним не пошла, мне не хотелось быть в толпе, не дадут нормально послушать, а я, между прочим, учиться пришла. Ты уже был на сцене. Стоял спиной к залу и о чем-то тихо говорил с музыкантами. Я села в первом ряду, Володя поставил рядом аккордеон и поднялся на сцену. Какое-то время ты переговаривался с музыкантами, уточнял детали по репертуару.

Ты был в темных брюках и слепяще-белоснежной рубашке. Ворот расстегнут. Невысокого роста, но очень ладный, от того выглядел чрезвычайно эффектно. Красивый? Не знаю. Но вот наши взгляды встретились. У тебя необыкновенные глаза. Не глаза, а бездна голубая. С той минуты я жаждала твоего внимания, я уже не думала о работе в харчевне, на которую нужно успеть, о маминых наставлениях: «Запоминай все – как одет, как поет, потом расскажешь». Мне хотелось, чтобы ты смотрел на меня, чтобы начавшаяся сказка длилась бесконечно.

Подумала вдруг – кто будет сидеть на моем месте во время концерта? И зависть охватила. Сказала себе: угомонись, смотри на сцену, которая рядом, совсем близко! В оркестре, который полным составом на сцене, – половина моих хороших знакомых. Месяц назад с ними выступала я, а сегодня сам Петр Лещенко. Но это «сам» только в поведении музыкантов ощущалось, они ловили каждое твое слово. Старались не разочаровать тебя. Чувствовалось, что волнуются – знаменитость рядом! Ты, напротив, был щедр на похвалы, а в замечаниях корректен, добр, даже ласков с музыкантами. Уже всех знал поименно. Звезда западная, да душа наша, русская!

Артист всегда на репетиции открывается больше, чем во время концерта. Для меня было наслаждением слышать твой голос живьем. Но потрясло другое – как ты работал с оркестром, как ты слушал и слышал малейшую помарку, неточность. Как делал замечания. Шел процесс чеканки программы. И это был для меня урок мастерства. Ты объяснял, какой должна быть музыкальная заставка, и даже мысли не возникало, что ты можешь быть самоучкой. Ты и терминологией владел вовсе не на уровне «лабуха», взращенного улицей музыканта. У оркестрантов были клавиры, они делали какие-то пометки-памятки на них. Говорок-то у тебя одесский, хотя тебя, по рассказам знатоков, увезли в Бессарабию девятимесячным юнцом. Настоящий одесский, он – в построении фразы. Иностранного акцента не было. Обо мне после возвращения из лагеря часто говорили, что проскальзывают румынские обороты. А у тебя были именно одесские интонации.

Оркестр играет вступление «Каравана», вступаешь ты, но на второй строчке обрываешь романс. Спокойно просишь музыкантов не форсировать звук, дальше следует еще несколько профессиональных советов. Все повторяется. Вы проходите по репертуару, но избирательно. Систему уловила позже: есть вещи в программе обязательные, проходные, есть сложные, новые для музыкантов, а еще есть любимые. И вы начали с «проходных»: «Стаканчики граненые», «У самовара», «Марусечка», «Ванька» и другие. Потом репетируете народную румынскую. Ты переводишь слова музыкантам, чтобы почувствовали, что играют, не только по нотам. Это была песня о дорожке, которая ведет героя по жизни, напоминая о родных сердцу местах, где родился и, к счастью, пригодился. Очень красивая и мелодичная. Песня для музыкантов новая. В «сложных» же были «Мираж», «Мы только знакомы», «Жизнь цыганская», «Мрачное воскресенье», романсы, пожалуй, это все, что запомнилось тогда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии