Читаем Последнее танго полностью

Слово свое ты сдержал. Вот программа того концерта. Семьдесят песен: русские и украинские народные, романсы, танго и фокстроты на русском языке и, может, три на украинском. Дальше значилось: «Румынский репертуар». Десять песен. Из них только одна – народная – прозвучала в концерте на румынском языке: «Поведи меня снова, дорожка» – песня красивая и мелодичная, она перекликалась с твоей судьбой. Остальные песни из программы, утвержденной свыше, ты будто забыл. За что тебя корить? Не расшаркивался ни перед кем, не пел парадно-патриотических од оккупантам. Ты пошел на компромисс, который у румын вызвал только уважение и которым советские идеологи попрекали тебя долгие годы. Тогда об этом услышала от тебя, но без подробностей. В последние годы нашла подробности и детали, которые позволили многое понять.

Самыми отвратительными и несправедливыми в оценках оказались статья журналиста Савича «Чубчик у немецкого микрофона» в «Комсомольской правде» от 5 декабря 1941 года и песенная пародия Леонида Утесова «Журавли». К счастью, о пародии ты не узнал, больно было бы такое услышать от коллеги, да еще одессита. За что так тебя? Не могла понять. Неужели ты виноват, что праздник одесситам подарил? Думаю, во многих ты тогда вдохнул жизнь, прибавил терпения и веры.

Больше полувека минуло, одних воспоминаний о твоих триумфальных одесских выступлениях столько написано! Пинавшие со своими опусами ушли в небытие, а ты звучишь. Ну, хорошо, я не права, Утесов тоже звучит, но пародию-то его на тебя забыли. Кстати, Утесов в последние годы своей жизни признался, что было указание свыше «заклеймить Лещенко», а вообще он к тебе хорошо относится. Что тут скажешь? Знаю точно, что тебе тоже указывали, да ты исполнять не спешил. Ты вообще по характеру был человеком очень верным своим принципам, но не отстаивал их на баррикадах, держал нейтралитет в политических играх, в то же время не склонял головы, не потворствовал хозяевам жизни.

О заметке Савича ты знал. Савич тебя охарактеризовал как оборванного белогвардейца, бывшего унтера, продажного лакея, кабацкого хама и фашистского пропагандиста, подручного немецких оккупантов, предателя Родины и своего народа. Каждое определение тянуло на самый смешной анекдот. Но, видимо, Савич других слов не знал, как и тебя самого. Ты об этой заметке упомянул мельком, когда мы во второй день нашей встречи гуляли у моря. Сказал: «Мне очень хочется, чтобы этот человек мне повторил то же самое, но глядя в глаза. И знаешь, когда я получил первый отказ на въезд в Одессу, решил не ехать и отказаться от гастролей. А когда появилось такое обвинение, то решил приехать. Я-то знаю, что меня любят не оккупанты, а люди. И вот я здесь. А „писатель”? Бог ему судья».

Ты рассказал без подробностей и цитат, без названия газеты и дат. Но я смогла найти эту заметку и узнать фамилию автора. Эту публикацию тогда многие расценили как приговор. Пусть заочный, но приговор. И ты, и Селявин, который о статье тоже знал, это прекрасно понимали. Но что делаете вы? Вы вместе с Селявиным все же добиваетесь разрешения на твои гастроли в оккупированной Одессе. Союз самоубийц, что еще можно сказать. Селявину многое аукнулось потом. Мне позже рассказывали работники театра, что его постоянно вызывали на допросы, угрожали, обвиняли в пособничестве. В мае, после Победы, Селявин должен был ехать в Киев на конкурс оперных певцов в качестве члена жюри, а накануне его три часа продержали, как тогда говорили, «в органах». В купе – еще поезд не тронулся – с ним случился сердечный приступ. Селявина не стало, его не довезли до больницы. А в конкурсе победила его ученица. И прощание с ним одесситов вопреки указаниям свыше было истинным показателем любви благодарных учеников, зрителей, артистов. Его по сей день поминают в Одессе добрым словом.

А Савич? Я хотела найти его и исполнить твое желание, посмотреть ему в глаза. Не исключаю, что этот самый Савич, получив гонорар за свою гнусную заметку, купил на черном рынке твою пластинку и не без удовольствия втихомолку слушал. В приемной «Комсомольской правды» мне сказали, что не знают, кто на самом деле написал «Чубчик у немецкого микрофона». Даже саму газету с заметкой не смогли показать, сослались на сгоревший архив. Меня убеждали, что Савич – псевдоним, что статья писалась коллективно и по указанию сверху. Какая удобная на все времена формулировка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии