Последнее танго в Бруклине

Позвонила дяде Питу, и он, в восторге, что она о нем вспомнила, пригласил ее немедленно приехать погостить в Амстердам. Она обещала. Даже стала подумывать, а не перебраться ли ей туда насовсем? Почему нет? Что ее может удерживать здесь, в Бруклине? Квартиру все равно придется ликвидировать, в одиночку платить за нее она не в состоянии. Эллен даже стала потихоньку паковать свои пожитки…

А комнату Бена тоже надо прибрать? Конечно! И не только прибрать, надо отсюда повыкидывать все, что напоминает о его присутствии, покончить с этим раз и навсегда! Набравшись решимости, она открыла дверь. И тут же едва не лишилась чувств. Все было как в то последнее перед катастрофой утро. О Господи!

Она попыталась расшевелить в себе злость на него, вспомнить, какие обидные вещи он ей говорил там, в Принстоне. Мол, я такой старый, ты такая молодая, ничего у нас не выйдет, и так далее. А вот она не верит, что он говорил это искренне. Не такой уж он благородный, чтобы жертвовать собой. И ее он, может, действительно любит, но самого себя – больше. Просто ему невыносимо думать, что вот он оказался слабым, беспомощным и зависимым от своей любовницы. Ну, и пошел он, куда в таких случаях посылают. Она старательно вспоминала все, что ей в нем не нравилось: как долго и тщательно он себя разглядывает в зеркало, как заботится о своих усиках, подравнивая каждый волосок, как любовно ерошит ладонью свою стального оттенка гриву. Смотри-ка, видно, высокого он мнения о собственной наружности. Но ведь раньше-то ей нравилось, что он так за собой следит…

Эллен прошла в его ванную. На раковине валяется тюбик полузасохшей зубной пасты без крышечки. Утром в тот день Бен чистил зубы и чем-то отвлекся. Выкинуть надо. Но у нее не поднималась рука. Она отыскала крышечку и, тщательно ее завинтив, убрала тюбик на полку в аптечке рядом с его щеткой и зубным эликсиром.

Вспомнилось, как однажды среди ночи она поднялась с постели, стараясь не потревожить спавшего рядом Бена. Тихо, не включая света прошла в ванную, устроилась. А, черт! Холод какой, не унитаз, а кусок льда. Ну разумеется, он забыл опустить сиденье. Хотя почему забыл? Это же его ванная, как хочет, так все и делает, платит ведь за нее он сам.

Закусив губу, чтобы не расплакаться, она поставила сиденье на место. Вышла, плотно закрыла за собой двери. Пусть там у него все останется в точности, как было, пусть это будет картина того этапа ее жизни, который навсегда сделался минувшим.

Спустя месяц она сообщила Голди, что о Бене больше не думает, но то и дело Эллен приходилось убеждаться, что все с ним связанное в ней живо: всплывал перед глазами рисунок с букетом, протянутый ей из унитаза, и туз пик, и все остальное… Она понимала, что говорила Голди неправду. Думает Она о нем, еще как думает!

Утром, придя к себе в библиотеку, она срывала с календаря вчерашний листок и отмечала про себя: вот и еще двадцать четыре часа я каким-то образом сумела пережить.

Как-то на листке она увидела б апреля и сообразила: ведь через три дня у Бена день рождения. Тяжело ему придется, ведь исполняется ему, шутка сказать, семьдесят лет.

Может, открытку ему поздравительную послать или письмо, мол, она подумала и поняла его мотивы, она на него больше не сердится, пусть все в его жизни будет хорошо.

Эллен думала об этом весь день, придя, наконец, к убеждению, что так будет всего правильнее: поздравит его, и сама в конце концов поймет, что смогла примириться с тем, что случилось, и сумеет как-то жить дальше. У нее стало легче на душе. Подумалось, что люди, решившиеся на самоубийство, тоже испытывают облегчение, когда эта мысль у них вызревает бесповоротно. Она достала из папки чистый листок.

Глава XIX

Охваченный каким-то беспокойством, он опять перевернулся на другой бок, взбил подушку, закрыл глаза. Сколько сейчас времени, Бен и не пробовал угадать. Не все ли ему равно? Он, возможно, вообще завтра не проснется, ну и пусть. Когда Эллен нет рядом, ему все безразлично.

Набрал в легкие воздух, медленно выпустил. Эллен… Да знает он, знает, надо ему гнать от себя мысли о ней. Но ничего не может с собой поделать, все равно она ему вспоминается ежеминутно. И не эти их минуты в постели, нет, вспоминается, какая она была теплая, когда лежала с ним рядом, как это его успокаивало и ободряло. Больше всего он любил эти ее ночные приходы к нему в комнату: силуэт на пороге, чуть подсвеченный лампой, горевшей в холле. Быстро пробегает через комнату и юрк к нему в постель. Они были как те двое на картине Шагала: парят над временем, над городом, слиты нераздельно просто потому, что они есть, и ничего не нужно им делать, чтобы почувствовать свое единство.

Он безуспешно пытался позабыть те безмятежный ночи, когда они лежали, прижавшись друг к другу, словно две ложки в футляре, и, сделав движение, чтобы повернуться на другой бок, Бен почувствовал, как напрягается ее рука на его пижамной куртке. Как будто ее преследовал страх, что, поднявшись с постели, он к ней уже не вернется… Боже мой, как же его угораздило так с Эллен поступить!