Последнее отступление

Баня стояла на задах. На высоком срубе без крыши буйно разрослась лебеда, вокруг поднималась густая крапива. Баня была «черной». Крошечное окошко почти не давало света. На стенах осел слой сажи. Построить такую баню не мудрено: небольшой сруб, потолок из бревен-кругляшей, пять-шесть досок для полка и пола да камни для печки — вот и все, что нужно.

Каменная печь трубы не имела, на потолке дыра, дым вытягивало туда. Накалив камни и дав прогореть дровам, дыру закрывали доской и тряпьем. В две бочки наливали воду. В одну из них спускали несколько горячих камней — и кипяток готов.

В такой бане надо держаться подальше от стен, не то вывозишься в саже. Но зато и жарко же в ней! Раздевшись, Захар плеснул ковш холодной воды на каменку, схватил березовый веник и начал яростно хлестаться. Он охал и стонал от удовольствия, соскакивал на пол, еще и еще плескал на каменку. Потом, обессилев, вытянулся на полке.

Домой вернулся, едва передвигая ноги, и сразу же в изнеможении повалился на кровать. Отдышавшись, спросил:

— Ты приготовила ботвиньи-то?

— А как же! — Варвара подала кружку, наполненную доверху холодной, только что из погреба, ботвиньей. Захар выпил все до дна, вернул кружку.

— Из Совета посыльный был, велели тебе завтра с подводой явиться.

— Тьфу, пропасть, не дают отдохнуть… Кривой черт выдумал что-нибудь?

— Да я-то откуда знаю.

Утром Захар запряг Сивку в телегу и поехал в Совет. Над сборней, прибитый к коньку крыши, полоскался красный флаг. У забора стояло уже несколько подвод. Мужики сидели на одной телеге, разговаривали. Привязав лошадь, Захар спросил:

— Куда нас снаряжают?

— А мы хотели у тебя спросить. Ты у Перепелки вроде в друзьях ходишь, ето самое, — подмигнул заспанными глазами Елисей Антипыч.

— Ни в чьих он друзьях не состоит, в деда пошел. Лесовик — одно слово, — усмехнулся Тереха Безбородов.

— А тебе-то что, с чего твое-то брюхо болит? — ощетинился Захар.

Из Совета вышли Клим Перепелка, Павел Сидорович, Парамон Каргапольцев.

— Все с подводами? — Клим полистал свою тетрадку, нашел список, поелозил пальцем по странице. — Добро! Долго говорить не будем. Дело, мужики, такое. В городе, перво-наперво, народ голодает. Беднякам нашим сеять нечем, кусать тоже нечего. Смекаете, куда клоню? Намедни мы справным мужикам дали свое постановление: отсыпать из своих закромов зерно неимущему классу. Что же получается? Кто сдал, кто не сдал. Такую живоглотскую политику мы терпеть не можем. Хочу дам, хочу не дам. Совет — власть народная и христарадничать не будет. Совет решил отобрать у богачей все излишки хлеба. Вот для чего вас вызвали с подводами.

— Нехорошее дело, прямо скажу, поганое дело, — тихо сказал Захар. — Решили отобрать — отбирайте, зачем сюда припутывать нас-то?

Ему никто не ответил.

Павел Сидорович распределил, кто куда поедет. С собой он взял Захара и Елисея Антипыча.

— У кого выгребать будем? — насупясь, спросил Захар.

— Поедем к Савостьяну.

Услышав это, Елисей заморгал глазами, засуетился.

— Меня бы, ето самое, к другому направили. У Савоськи этот анархист живет. Настрополит его Савоська…

— Ничего с тобой не случится, — засмеялся Павел Сидорович. Он шагал рядом с телегой, опираясь на таловую трость. Загоревшее лицо его как будто помолодело.

У дома Савостьяна Павел Сидорович взялся за кольцо на калитке и сказал:

— Ну, пошли!

По двору с чашкой, накрытой полотенцем, семенил к зимовью Савостьян. Увидев гостей, остановился, кивком головы ответил на приветствие, замер, выжидая.

Павел Сидорович обвел взглядом добротные постройки из кондового леса, высокие, глухие заплоты из лиственничных плах, чисто подметенный двор.

— Крепкое у тебя хозяйство.

— Ничего. Не жалуюсь. — Широко расставив ноги, Савостьян настороженно следил за Павлом Сидоровичем. Захар и Елисей жались за спиной учителя.

— Проходите в избу, — пригласил Савостьян.

— Нам некогда. Мы приехали к тебе за хлебом.

— Это за каким еще хлебом? Никому я навроде не должен. — Савостьян беспокойно переступал с ноги на ногу.

— Совет вам предлагает сдать пятьдесят пудов…

— Ах, Совет. Сдал пятнадцать — будет.

— Мы заберем у вас все излишки. И у других тоже…

— Эко что! Вы всякие излишки забираете? У Климки кривого большие излишки вшей… А ты, Захар, что здесь позабыл?

— Я что? Я ничего… Я десятая спица в колеснице.

— Давай сюда ключи от амбаров.

— А этого тебе не надо, посельга? — Савостьян показал учителю кукиш, пошевелил большим пальцем с крючковатым ногтем.

— Этого мне не надо. Давай ключи!

— Иди отсюда, каторжник, иди своей дорогой, добром прошу.

— Добром прошу: давай ключи.

— А не дам? — Исклеванное оспой лицо Савостьяна стало пестрым, как ситец в мелкую крапинку.

— Силой возьмем.

— Попробуй…

Хромая, Павел Сидорович прошел под сарай, взял лом.

— Выдирать замки будем…

Савостьян приподнял чашку, ударил об землю. Из нее во все стороны брызнула сметана.

— Кровопивцы! — крючьями пальцев зацепил воротник рубахи — рраз! — разорвал до пояса и, сверкая голым животом, пошел на учителя. Шел мелким шагом, как слепой, вытянув вперед руки.