Последнее искушение. Эпилог

Даша замялась, опасаясь сказать мужу главное — знала его гордую натуру.

— Нет, ты уж давай, договаривай! — гневно потребовал Петр, хоть и предчувствовал, что услышит самое неприятное.

— Если я соглашусь, Юхновский... выкупит и вернет тебе контрольный пакет акций... Кроме того... безвозмездно оплатит... всю накопившуюся задолженность концерна перед кредиторами, — запинаясь от неловкости, Даша перечислила ему обещанное олигархом.

Лицо Петра побагровело от гнева, но он сумел обуздать его и, не глядя на нее, с горечью произнес:

— А что? Юхновский тебе правду сказал: я продал свои акции и фактически остался ни с чем! Он не сообщил только, что тоже приложил руку к моему разорению. Нищета нам, может, и не грозит, но и ничего хорошего не светит. Той жизни, к которой привыкли, уже не будет, и об учебе Юрочки в престижном колледже придется забыть!

— Да что с тобой, Петя? Я тебя не узнаю! — испуганно посмотрела на него Даша. — Главное — не сдавайся! Ты еще поднимешься!

— Ценой нашего развода? Думаешь, я приму откупное? По-твоему, я сутенер? — его голос поднялся до крика, но он тут же сник и, опустив голову, с трудом выдавливая слова, добавил: — А поскольку этому... не бывать, со мной,.. вам с сыном,.. будет плохо!

Петр тяжело вздохнул и, стараясь не глядеть на нее, угрюмо произнес:

— Решай сама — как лучше тебе устроить свою жизнь: с этим олигархом или с кем-то другим! Ты этого достойна... Я согласен отойти в сторону...

У Даши из глаз сразу хлынули слезы. Она вскочила с места и, подбежав, обняла мужа.

— Ну как ты можешь говорить мне такое! К черту роскошь! Живут же люди счастливо и без нее!

— Это сейчас ты так говоришь — сгоряча! А я смотрю дальше, — не поддавшись эмоциям, Петр отстранил от себя жену. — И не хочу портить вам с сыном жизнь! Принять от тебя жертву я не могу — она не даст нам счастья!

Сказав это, он поднялся и ушел в свой кабинет, заперев дверь на ключ, — продолжать тяжелое объяснение с женой сил больше не было. Пока она не легла спать, Петр оттуда не выходил, а утром Даша обнаружила, что он ушел из дома, взяв ночью самые необходимые вещи. А на письменном столе лежала оставленная им записка. В ней говорилось:

«Дорогая Дашенька! Если сумеешь, прости, но оставаться дома я не могу. Вчера все было сказано. Я потерпел крах и вряд ли смогу подняться. Поэтому не должен тебе мешать жить так, как ты достойна!

Петр»

Прочитав записку, Даша пошатнулась, почувствовав, что близка к обмороку. Но потом, буквально упав на стул и опустив голову на руки, бурно разрыдалась.

Глава 12.

На дне

Анна Федоровна приходила к Даше, проводив мужа на работу, не раньше десяти утра и сидела с внуком до ее возвращения из офиса, поскольку Василий Савельевич обычно дома не обедал. Вот и сейчас, открыв своими ключами дверь, окликнула дочь:

— Дашутка, где ты? Я пришла! Юрочку кормишь?

Дочь не отозвалась, и, скинув пальто, Анна Федоровна заглянула на кухню, но там никого не обнаружила. «Наверное, сыну сказку читает», — подумала она и направилась в детскую, но нашла лишь мирно спящего в кроватке внука.

— Куда же она подевалась? В магазин, что ли, выскочила? Но ведь всегда меня ждет, — озадаченно пробормотала Волошина, медленно обходя огромную, роскошно обставленную квартиру.

Но тут ее внимание привлекли странные, похожие на всхлипывания, звуки, доносившиеся из-за закрытых дверей кабинета. Там она и нашла свою дочь, сидящую за столом, закрыв лицо руками. К ее приходу Даша уже выплакала все слезы и лишь постанывала в безнадежном отчаянии.

— Ты что тут делаешь и с чего разревелась? — недоуменно остановилась она в дверях. — Снова с Петей разругалась? Ну сколько это будет продолжаться?

— Уже не будет, — не поднимая головы, простонала Даша. — Он ушел от нас, мамочка! Вот так просто — забрал вещи и ушел из дому. Даже не знаю — куда!

— Как это — ушел? Насовсем? — не желая верить, но понимая, что все так и есть, поразилась Анна Федоровна и, подвинув кресло, подсела к дочери. Она ласково гладила ее по безутешно опущенной голове, чувствуя, как в душе поднимается волна возмущения и ненависти к зятю. «Что же это такое? Доколе он будет доставлять Дашеньке страдания? Надо положить этому конец!» — горько думала она, жалея единственную дочь и, не выдержав, тихо, но решительно сказала:

— Ну что ж. Скатертью ему дорожка! И не вздумай его прощать! Хватит, довольно он уже доставил тебе страданий!

Даша не ответила, только всхлипнула, и она горячо продолжала:

— Если ты забыла, то я хорошо помню — наш позор и твои страдания, когда он, не разобравшись, сбежал накануне вашей свадьбы.

Не поднимая головы, Даша сделала протестующий жест, но мать только еще больше распалилась: