Мы все взглянула на белое лицо Стефани. Может, она воспроизводила в памяти, как она, оцепенев на мгновение, глянула в глаза Ричи, темные и мертвые, и так широко открытые, что можно было разглядеть все жилки глазного яблока — но даже облачко не пробежало по безукоризненным чертам ее лица. Для тех, кто ее знал, она будто размышляла, сколько разновидностей салата она сможет посеять весной. Касс порылась в одном из кармашков карточного столика, машинально пытаясь отыскать завалявшийся орешек. Один Гевински все время оставался настороже.
Пока Стефани не скажет нам сама, — продолжала я, — мы так и не узнаем, собиралась ли она когда-нибудь исповедаться? Но все, что нам надо знать, то, что она стояла на моей кухне и, как всякий непрофессиональный убийца, который сначала делает, а потом думает, размышляла, что она оставила отпечатки пальцев и следы ног.
Вы нашли много отпечатков пальцев? — обратилась я к Гевински.
Вы думаете, я скажу вам об этом?
Вы скажете об этом моему адвокату до начала судебного заседания, не так ли?
— Но я не должен говорить вам ничего сейчас.
А не могли бы вы просто немного прояснить обстановку? — спросила я.
Нет.
Тогда придвиньте ваш стул на несколько дюймов ко мне, — приказала я ему. — Вот так. Не больше.
Я велела ему сесть на свои руки, чтобы он не смог выхватить у меня пистолет, и наклониться поближе ко мне.
— Сержант Гевински, не пора ли мне сделать паузу?
Что?
Даже, если я вас еще не убедила, — начала я вполголоса, — вы уже знаете достаточно много, чтобы начать относиться к Стефани с подозрением. Если вы расскажете об отпечатках пальцев, вы не выдадите, никакой государственной тайны. Ваши боссы в полиции, пресса — все будут внимательно следить, как развивается это дело. Если я виновна, вы ничего не теряете. Если— нет, ваша откровенность в данный момент поможет избежать вам в дальнейшем обвинения в предвзятости. А теперь вы можете отодвинуть ваш стул на то место, где он ранее стоял.
Стефани начала говорить так быстро, что слова слились в одно большое длинное слово.
— Я знаю пока у нее в руке пистолет — все мы в опасности. Но я прошу вас: не сдавайтесь. Если Вы поддадитесь на ее уговоры; она потребует больше.
— Я понимаю это, миссис Тиллотсон.
Он размял пальцы, видимо, онемевшие.
— Я не скажу вам ничего, за что потом ваш адвокат смог бы зацепиться, — сказал он для меня, для Стефани и для протокола. — На внешней стороне двери не было никаких отпечатков пальцев.
Даже отпечатков пальцев моего мужа?
Даже его. Естественно, ведь он мог войти другим путем.
А отпечатки пальцев на сигнализации, вы проверяли?
На сигнализации есть часть отпечатка пальца, — пробормотал он так тихо, видимо, надеясь, что я не услышу.
— Чьи?
— Правого указательного пальца мистера Мейерса.
Стул был немного маловат для его грузной фигуры — он немного поерзал, чтобы устроиться поудобнее.
Этот отпечаток пальца мог остаться еще с тех пор, когда мистер Мейерс жил в доме.
Вы прекрасно понимаете, что этого не может быть, — возразила я. — Он не появлялся в доме с июня месяца. Я же включаю сигнализацию каждый вечер. Мои дети пользуются ею, когда приезжают домой. Как мог в этом случае сохраниться только его старый отпечаток?
Давайте двигаться дальше, — предложил Гевински. — На внутренней стороне двери также ничего не было. Другие ножи, и деревянная подставка, в которой они находились, тоже были чистыми. Но было много отпечатков пальцев — ваших отпечатков — на плите, духовке, микроволновой печи, холодильнике. Вот и все.
Кроме ножа, который был в Ричи.
Единственные отпечатки на нем— также принадлежали вам, — сказал он.
— Я же уже объясняла вам, я пыталась вытащить нож.
Но не смогли?
Не смогла. Что, если бы моих отпечатков не было на ноже, вы бы не утверждали, что я виновна?
Вероятно. Не могу поклясться, что у меня было бы много оснований просить прокурора отправить дело на доследование, но я бы попытался.
— Я расскажу вам, что на самом деле произошло в ночь убийства.
Вы взяли ружье, оно выстрелило, — он, похоже, был доволен своим невольным каламбуром и вознаградил себя за это слабой улыбкой.
Стефани протерла все поверхности, до которых она могла дотрагиваться, включая и ручку ножа, — объясняла я. — Она воспользовалась, вероятно, или полотенцем, или тряпкой, которыми удерживала нож, пока вытирала его. Она, видимо, или наклонилась над ним, или стояла на коленях, или сидела на корточках, потому нож и вошел так глубоко.
Я повернулась к Стефани. Она расстегнула ремешок от часов и вытерла запястье.
Не думаю, что ты решила свалить вею вину на меня, — обратилась я к ней. — Во всяком случае, не сразу. Ты просто хотела спасти себя. Я помогла тебе, пытаясь вытащить нож.
Она придумала эту историю не сегодня вечером, — крикнула Стефани Гевински. — Она продумывала ее целую неделю.
Я попыталась заставить ее прислушаться к моим словам.
— Если бы подозрение падало не только на меня, то полиция стала бы копаться в жизни Ричи. Неужели ты думаешь, твое имя не всплыло бы?